Фантазии
Шрифт:
— Браво! — воскликнула Элис. — Жаль, что я не лорд Палаты. Я бы точно голосовала за вас!
— Премного благодарствую, милая леди. Профессор, надеюсь, теперь ваши трудности развеяны? Возвращайтесь к работе и ни о чем не тревожьтесь. Завтра я объявлю о своей кандидатуре, и, поверьте, герцог с бургомистром сразу забудут о вас.
Король показал ученому листок с ценою и пожал ему руку, скрепив сделку.
Весьма эффектно смотрится такой поворот повествования: казалось бы, враги повержены, воцарились мир и любовь — как тут на голову падает новая беда и обращает счастье в пыль. В виду драматизма, данный ход применяется часто, и мы были бы рады избежать его. Но увы, факт — вещь упрямая, против него не попрешь. А факт состоит в том, что Николас
Когда все проблемы решились по мановению руки короля, и Элис готова была плясать от радости, профессор убил ее на месте вопросом:
— Так это вы украли блокнот?
— Я?..
— Вы, Элис. Кто же еще.
Она замахала руками:
— Нет же, нет, вы не так поняли! Я дала статью в «Вестник», чтобы вы не уезжали. Хотела найти меценатов здесь, в Фаунтерре. Деньги кончились, я испугалась, что вы обратитесь к Минерве… Но блокнота я не брала!
— Все улики сходятся, — сухо возразил ученый. — Вы понимали: окончив работу, я могу продать ее Минерве. Тогда владычица пригласит меня на Север, а этого вы допустить не могли. И вы похитили блокнот, чтобы задержать меня здесь. Бэкфилд верно сказал: кражу совершил свой человек. Вы отперли замок ключом, но поцарапали скважину своею шпилькой, чтобы изобразить взлом. Правда, настоящие отмычки не оставляют царапин, вы этого не знали. Зато вы точно знали, где лежит блокнот. Вор не рылся в моих вещах — я бы заметил беспорядок. Вор сразу открыл нужный ящик. Кто еще мог знать его, кроме вас?
Элис задохнулась, глаза наполнились слезами.
— Вы не можете… Это не правда… Я же все для вас!..
— Вы меня безмерно разочаровали. Я верил, что любовь к науке для вас важнее женских хитростей… — Профессор тяжело вздохнул. — Верните блокнот или оставьте себе, значения не имеет. Старая схема плоха, я создам новую. Без вашей помощи.
— Я… — Элис всхлипнула. — Я… Я пойду на лекцию!
Она убежала, обливаясь слезами.
Николас Олли сам разобрал устройство и вернулся в лабораторию. Следы разгрома уже были устранены, повсеместный порядок радовал глаз. Профессор вспомнил, что Элис говорила о подарке, оставленном в секретере. Сперва не хотел смотреть — неприятно было думать про эту девицу. Затем сообразил, какой подарок она имела в виду. Простая логика. Элис украла чертежи, чтобы удержать профессора. Но кража запустила события, которые сделали его жизнь в Фаунтерре невыносимой. Значит, она должна вернуть чертежи — дабы вернуть положение к исходному.
Профессор открыл верхний правый ящик и не удивился, увидев синий блокнот на сорок восемь страниц. Эх. Элис была хорошей помощницей. Очень жаль, что так обернулось…
Олли взял злосчастный блокнот и замешкался — открывать ли его? Не лучше ли сразу начать с чистого листа? В этих чертежах полно ошибок, а еще там наверняка будет сопливая писулька от Элис: мол, простите, учитель, я плохого не хотела, только ради вас… Фу.
Он отложил синий блокнот, и тут заметил: в верхнем правом ящике появилась еще одна вещь — пара билетов в театр. Мистерия «Каррог и Лиола», новое прочтение. Олли бережно взял билеты. Год назад состоялась премьера, и он страстно хотел на нее попасть. Но тогда театр посетила Минерва, и все места в партере разобрали придворные, а ложи и так были выкуплены на целый сезон. Все, что досталось профессору, — это страничка из «Голоса Короны» с описанием пьесы.
Ирония, тьма сожри: его лабораторию разгромили из-за ложной улики. Верно, Николас Олли уважал владычицу за ум и интерес к науке, но хранил ее портрет вовсе не от теплых чувств. На обороте той страницы из «Голоса» была напечатана отменная рецензия на пьесу.
Николас Олли был заядлым театралом. Наука давала пищу его уму, но душа тоже требовала питания — чувств и эмоций. Профессор утолял этот голод с помощью искусства. Каким же кретином был полковник Бэкфилд! Если б он внимательно прочел все бумаги из нижнего ящика! Там хранились рецензии, репертуары, памятные билеты, программки, приглашения на те балы, где давались театрализованные номера… Но служивый идиот сразу выхватил портрет Минервы и усмотрел в нем крамолу. А Николас Олли рода Софьи Величавой был слишком горд, чтобы оправдываться перед дураком.
О проезде в Первую Зиму профессор также узнавал из-за театра. Вышла новость, что старшая леди Ориджин готовит феерическую пьесу по мотивам путешествия за край земли. Это было так заманчиво, что профессор замечтался: не взять ли отпуск на пару месяцев, увидеть своими глазами революцию в искусстве… Но цена проезда сокрушила мечты. В то время он уже питался одной кашей, а Элис — стащенным у соседок сыром. Эх, Элис…
Любопытно, — подумал профессор, — откуда взялись билеты на «Каррога и Лиолу»? Элис упоминала лишь один подарок — блокнот. Значит, билеты подкинул кто-то другой? Или все-таки она — в надежде вымолить прощение за кражу блокнота? Весьма наивно. Нельзя простить удар в спину. Что она только думала?
Видимо, придется-таки открыть синий блокнот. В нем будет записка от Элис и хоть какое-то пояснение. Профессор брезгливо раскрыл чертежи и на первой странице, возле общей схемы, обнаружил записку. Разумеется, она начиналась словами: «Простите меня, ваша милость…»
Но дальше шло нечто неожиданное.
Глаза профессора полезли на лоб. Он зажег свет, сел прямо под лампой и перечитал внимательно, чтоб ничего не упустить.
«Простите меня, ваша милость, я сильно напортачил. Ошибся, стало быть. Думал, вы — такой же надменный тип, как все софиевцы. К вам на кривой козе не подъедешь, какие там вопросы. Еще думал, что разберусь в синей тетрадке. Видите, я ж грамотный, не то, что сторож. Эх, переоценил я свои силы. Схемки красивые, а что в них — черт поймет. Но сильно хотелось узнать, я и отважился спросить напрямую. Тут всплыла моя вторая ошибка: вы оказались хорошим человеком. Толком объяснили, показали, я все уразумел и с госпожой поделился. Тетрадку за ненадобностью возвращаю и сильно прошу простить, что шороху навел. А госпожа передала вам пожелания удачи. Сказала: работайте, не волнуйтесь, если машинка попадет к Адриану, то госпожа не против. Еще просила вас зайти в банк Конто и получить от нее приветик денежного свойства. А эту записку вы сожгите — мало ли, кто еще с обыском явится.
Эжен».
Спустя полчаса студенты физического факультета смогли наблюдать невероятную картину. Профессор Николас Олли, прославленный нелюдимостью затворник, коего силком не затащишь в учебное крыло, нынче по собственной воле посетил лекционную аудиторию. И не одну, а все подряд! Врывался в первую, вторую, третью, четвертую — и везде спрашивал:
— Виноват, что читают? Для какого курса? Элис Кавендиш здесь? Элис, Эли-иис!
Фантазия восьмая: Сочинение на тему
7780 год от Сошествия
— Вы — темные невежественные остолопы. Писать без ошибок вы не начнете никогда. Скорее корова освоит бальный танец, чем вы — грамматику. Чтобы писать грамотно, нужно прочесть хотя бы двадцать книг. Двадцать, от корки до корки! А для вас одна страница чтения — уже каторга на галере. Клянусь Праматерью, таких безнадежных детей я еще не встречала.
Миссис Гейл с грохотом швырнула трость на учительский стол. Опустилась на свое место, подперла подбородок кулаком и свирепым взглядом обвела класс. Дети поспешно спрятали лица, смотреть в глаза учительнице все боялись. Будет диктант, — тоскливо подумала Салли. Диктант — худшее из унижений. Салли всегда делает кучу ошибок, просто не может без них. Вот как понять: правильно «влодычица» или «владычеца», «сашествие» или «сошевствие»? Кем надо быть, чтобы все это запомнить!..
— Пишем диктант, миссис Гейл? — спросила Эмма.
Салли насупилась от зависти. Эмма самая хорошенькая в классе, у нее светлые волосы и ленты на шляпке. Только Эмма делает на странице меньше десяти ошибок. Всех остальных, кроме нее, миссис Гейл считает тупыми кусками бревна.
— Нет, Эмма, я устала. Диктанты вгоняют меня в отчаянье. Я повешусь, если еще раз исправлю «савшевсвие» за вот этой дурой.
Набалдашником трости училка указала на Салли. Несколько мальчишек загыгыкали, громче всех — здоровяк Руперт. Миссис Гейл отбрила его: