Фантом
Шрифт:
– Нет, - резко оборвала Оливия, бросив на стол вышивку, - это невозможно!
– Но почему?
– Люция удивлённо распахнула глаза и чуть подалась вперёд.
– Он знает... Он всё уже знает...
– произнесла Оливия с каменным лицом.
– Неужели?! Ты что, говорила ему? Когда?
– Люция была поражена; изумление напрочь вытеснило из её сознания даже досаду на то, что лучшая подруга держала настолько значительное событие в тайне.
– Прошлым летом... В день своего рождения, - глядя в сторону, монотонно проговорила Оливия, - Помнишь, твои родители принесли то
– Ну ты даёшь... Смелая, - восхищённо прошептала Люция, - у меня бы в жизни духу не хватило. Сказать... Парню...
– Да никакая это не смелость. Дурь...
– произнесла Оливия с досадой и снова взялась за иглу, - и поделом, - отругала она сама себя через несколько мгновений, - девушка должна сохранять достоинство, а не вешаться на шею.
– Ну, а что он?
– Да ничего, - отрезала Оливия, давая понять, что разговор становится ей в тягость.
– Совсем ничего?
– Ну, как это обычно бывает...
– с недовольным видом начала растолковывать Оливия, - вежливый, деликатный от ворот поворот. "Мы с тобой можем быть друзьями" и всё в таком духе.
– Боже мой...
– горестно прошептала Люция, - Он же так давно уже тебе нра...
– Вот только не надо меня жалеть, ладно?!
– гневно сверкнув глазами, выпалила Оливия. Он снова отбросила вышивку и, громыхнув стулом, встала.
– Понимаешь теперь, почему я так веду себя? Нет вопросов?!
– её реплики вылетали хлёстко, словно камушки из рогатки.
– Я хочу, чтобы он забыл. Пусть думает, что у меня всё прошло. Что я его разлюбила. Что мне плевать.
– Оливия ехидно скривилась.
– А если это похоже на издевательство... Ну и прекрасно! Так у него точно не будет причин задирать нос.
В устремлённом на подругу взгляде Люции читалось искреннее сожаление. Оливия отвернулась, почувствовав, что против воли её глаза начинают наполняться слезами.
– Я ненавижу жалость, - сдавленно произнесла она, - когда жалеешь кого-то, всегда мысленно ставишь себя выше него, а когда жалеют тебя, то, даже если до этого ты крепился, нестерпимо хочется плакать. Жалость делает акцент на слабости. Она убеждает в ней, и не помогает, а ещё больше затягивает в болото. Потому, прошу тебя, не жалей. Никогда и никого. Это жестоко.
Оливия резко втянула носом воздух и, сев за стол, в который раз попыталась приняться за свою работу. Она вышивала крестиком сцену распятия Христа. Мотив был готов уже почти наполовину: на белой канве ровным выпуклым слоем выделялись тщательно прорисованное скорбное лицо молодого бога с терновым венком на голове и его обнажённый торс.
– Вот ведь никому же не приходит в голову жалеть Его, - сказала Оливия, яростно вытыкая иглу в Христа.
5
Было ветрено. Листва на деревьях бурлила точно кипящая вода, с моря несло терпкой штормовой свежестью, пепельные тучи, похожие на густой дым, обложили небо - всё предвещало грозу.
Оливия и Люция возвращались с "пятачка". Они спешили, опасаясь нависшего в воздухе ливня. По небу прокатывались уже отдалённые раскаты грома. Поведение
– Да что с тобой такое сегодня, Люси?
– спросила она наконец притворно ворчливо, чтобы не нагонять излишней серьёзности, а заодно и избавить подругу от необходимости делать первый шаг, - ты какая-то загадочная.
– Я сомневалась, говорить тебе или нет, - робко начала Люция, - Но раз уж ты спросила...
Оливия сразу догадалась, что речь пойдёт об Артуре. От нахлынувшего волнения у неё слегка подхватило в животе, как при езде по холмам, когда всё тело иногда неожиданно подскакивает вверх, отрываясь от сидения мотоцикла.
– Что случилось? Говори же...
– Он предложил мне встречаться. Сегодня после завтрака, когда я была одна. Ты как обычно исчезла куда-то, а он как раз пришёл, заскочил буквально на пять минут, чтобы... Помнишь те цветы в столовой, ты ещё спросила за обедом, откуда они, и никто ничего не ответил?.. Их Артур принёс.
Оливия вспомнила, что именно сегодня она была особенно голодна и употребила за завтраком гораздо больше пищи, чем смогла бы простить себе, а потом, как и много раз до этого, отправилась избавляться от съеденного. О таком "простом и безотказном" способе улучшить фигуру она прочитала на одном форуме. Неприятную процедуру ликвидации последствий обжорства там называли красивым словом «освобождение». Для этой цели у Оливии имелось тайное место под скалой, на каменистом берегу ручья. Оно было надёжно укрыто со всех сторон, и тут девушка могла не опасаться того, что её застанут врасплох, спокойно посидеть, глядя на пенистый поток, отдышаться после всего, умыться и запить ледяной водой горьковатый привкус желудочного сока. ...А в это самое время...Боже всемогущий! Перед Оливией проплыли в воспоминании нежные полевые цветы, пышный букет в вазе - ароматное облако над обеденным столом...
– Ну а ты что?
– спросила она потерянно.
– Отказала, конечно, - тихо ответила Люция.
– Но почему?
– изумилась Оливия.
Она ожидала самого худшего. Её красочное воображение успело уже разыграться; она представляла себе, как в ответ на вопрос Артура подруга произносит "да", наблюдала мысленным взором за движением её губ при этом и почти слышала в голове эхо её взволнованного голоса, пробивающегося сквозь смущённую улыбку... Но, как ни странно, весть об отказе Люции не принесла ей никакого облегчения. Напротив, Оливия даже вдруг почувствовала себя неловко.
– Надеюсь, не из-за меня?
– строго спросила она.
– Нет... Я... Я просто не уверена, что хочу...
– запинаясь, проговорила Люция.
– Он не нравится тебе?
– огромные широко раскрытые глаза Оливии смотрели с безжалостной прямотой, они заглядывали в душу, читали в ней, и Люция, не выдержав, отвела взгляд.
– Я не знаю...
– Не уходи от ответа. Не жалей меня. Если ты отказываешься потому, что боишься сделать мне больно, то мне не нужна такая жертва. Я не имею права её принять. Я не прощу себе того, что стану помехой чужому счастью.