Фантомас и пустой гроб
Шрифт:
— Элен! Дорогая моя Элен! — восклицал Фандор, нежно прижимая ее к груди.
Подхватив ее на руки, Фандор тут же хотел скорее бежать с ней прочь из мрачного каретного сарая, подальше от этого открытого гроба… Но Бидуй удержал его:
— Если вас увидят на улице, несущего бесчувственную женщину в погребальном одеянии, ничего хорошего из этого не получится…
— В самом деле! — воскликнул журналист. — Что же нам делать?
Всегда необычайно сообразительный и находчивый, Фандор сейчас, под наплывом эмоций, пребывал в полной растерянности. Однако Бидуй снова оказался на высоте положения. Пошарив
Пока Фандор с этим свертком в руках ожидал у ворот, Бидуй поймал такси. Вместе они уложили Элен на сиденье, после чего похоронщик сказал:
— Разрешите мне откланяться, господин Фандор. Я полагаю, больше во мне нет надобности.
Фандор низко поклонился:
— Примите мою глубокую благодарность, господин граф. Я знаю, чем вы обязаны Жюву. Но то, что вы сделали сегодня, делает и меня, и его вашими вечными должниками!
Жестом светского человека, странно контрастировавшим с его нынешним положением, Бидуй прервал излияния Фандора. И такси тронулось, увозя молодоженов навстречу их счастью.
Ночь прошла благополучно, Элен спокойно спала, и Фандор наконец перестал терзаться страхом за ее здоровье. Однако у него появились новые причины для беспокойства.
Утром консьержка передала ему письмо, которое немало его удивило. Исходило оно из канцелярии Президента Республики, от его личного секретаря, и приглашало журналиста явиться в Елисейский дворец в одиннадцать часов для важной аудиенции. Прочтя послание, Фандор покривился:
— Что еще надо от меня моему многоуважаемому свидетелю?
Он надел темный костюм и повязал на цилиндр траурную лепту. «Совершенно ни к чему оповещать весь мир, что Элен жива, — подумал он. — Пусть лучше все видят меня удрученного горем!»
По телефону он вызвал Жана, старого слугу Жюва. Тот был немало удивлен, увидев Фандора в трауре, а Элен, которую все считали мертвой, спокойно спящей в кровати. Но многое повидавший за годы своей службы у Жюва, Жан ничем не выдал своего удивления. Фандор поручил Жану ухаживать за Элен во время его отсутствия так же, «как если бы вы ухаживали за Жювом».
— Хорошо, месье, — невозмутимо ответил старый слуга. — Но что скажет господин Жюв, если, придя домой, он увидит, что завтрак не готов, а меня нет на месте? Он устроит мне хорошую головомойку…
— Вам не в первый раз получать головомойку от Жюва! — весело сказал журналист, — Впрочем, могу вас успокоить: сегодня Жюв домой не вернется.
Фандор знал, что Жюв, выполняя его просьбу, ни на шаг не отойдет от тела Элен и что сейчас он находится рядом с пустым гробом, где, как он был уверен, пребывают останки несчастной женщины. Фандор понимал, как терзается его друг, но не считал возможным уже сейчас сообщить ему, что все происходящее — не более чем комедия. Ведь Фантомас бродил где-то поблизости, и, чтобы обмануть его наверняка, надо было, чтобы все, включая и Жюва, думали, что Элен умерла.
Выйдя на улицу, Фандор купил свежий номер «Столицы» и, внутренне веселясь, прочел большую статью, описывавшую трагическую церемонию
Сделав небольшой крюк, Фандор зашел в аптеку и тут же вышел из нее, неся сверток с различными реактивами.
— Что если д'Оберкампф — это… — бормотал он себе под нос. — Нет, не может быть… Надо проверить…
Он завернул в ближайшее кафе и попросил принести себе письменные принадлежности.
— Месье будет что-нибудь заказывать? — спросил официант.
— Только стакан воды, — улыбнулся Фандор. Я из общества трезвости…
Но вода была нужна ему совсем не для питья. Развернув пакет с реактивами, он стал растворять их в стакане с водой в определенных, хорошо ему известных сочетаниях. Затем он извлек из бумажника свидетельство о браке, где стояла подпись таинственного графа. «Здесь обязательно должны остаться отпечатки его пальцев… — думал Фандор. — Сейчас посмотрим!»
Долгий опыт общения с сыскной полицией многому научил журналиста. В частности, он владел секретом химической смеси, которая позволяла проявить отпечатки пальцев на простой бумаге. И вот сейчас, смочив кончик носового платка в стакане с раствором, он стал осторожно водить им, как кисточкой, по полям документа. «Д'Оберкампф последним ставил свою подпись, — думал журналист. — Значит, его отпечатки будут самыми отчетливыми…»
Под действием реактивов на бумаге, как на фотоснимке, стали проступать отпечатки пальцев. Для Фандора не составило труда определить, какие из них принадлежали д'Оберкампфу. Несколько минут он пристально вглядывался в бумагу. Вдруг Фандор вздрогнул и побледнел.
— Так и есть! — прошептал он. — Вот эта бороздка не оставляет сомнений… Я узнал бы ее среди тысячи других! Выходит, свидетелем на моей свадьбе был не только Фантомас, но и его сын, Владимир! Но зачем ему это понадобилось? И зачем он объявил Элен Еленой Мейенбургской?
Полчаса спустя Фандор входил в Елисейский дворец. По предъявлении письма его немедленно проводили в кабинет, где, кроме Президента Республики, находился высокий чопорный человек, в котором журналист узнал министра иностранных дел. «В хорошенькой компании я оказался!» — подумал Фандор, отвешивая почтительный поклон двум сановникам.
— Я пришел по вашему приглашению, господин Президент, — сказал он, стараясь сохранять торжественное и скорбное выражение лица, — ибо хорошо помню вашу доброту и участие… Вы видите перед собой несчастного, вынужденного в день свадьбы оплакивать кончину своей супруги…
— Прошу вас сесть, милостивый государь, и выслушать нас, — сухо прервал его министр иностранных дел. — И не надо взывать к нашему сочувствию: нам известно, как обстоят дела на самом деле!.. И учтите, что господин Президент и я говорим с вами от имени правительства.