Фантомная боль
Шрифт:
— О чем ты думаешь, когда пишешь? — неожиданно спросила Ребекка.
Ее вопрос застал меня врасплох.
— А о чем думаешь ты, когда флиртуешь? — спросил я.
Я обошел скамейку и обнял ее сзади.
— Я твоя первая любовница?
— Да.
— А ты не врешь?
Я оглянулся на вереницу отелей, посмотрел на ее спортивные кеды, на полупустую бутылку с минералкой.
— Нет, я вообще не умею врать.
— А все эти твои рассказы, эти истории, которые ты сочиняешь?
— Они не выдуманные, — ответил я, —
Некоторые люди удивляются, когда вы говорите им, что любой человеческий контакт можно рассматривать как сделку купли-продажи. Экономические законы как нельзя лучше применимы к эмоциям.
Я покупал безделушки для Эвелин у одного русского, от которого пахло старой лошадью. Весь его магазин пропитался конским запахом. На улице в самом разгаре была весна и светило солнце, а в магазине у русского стояла зима и все пропахло конским потом.
Безделушки были дешевые, но смотрелись очень мило. Я все красиво упаковал и затем направился в кофейню. Моя жена возвращалась домой от своих психов где-то в четвертом часу. То чуть раньше, то чуть позже — иногда психи никак не желали угомониться. Один не хотел садиться в автобус, на другого нападал приступ буйства, и моей жене приходилось дожидаться полицию, чтобы отправить такого буйнопомешанного в больницу. Порой с одним пациентом с трудом управлялось шестеро полицейских.
В кофейне я сел на свое обычное место и принялся читать журнал. Через полчаса, выпив полбутылки минеральной воды, я встал, подошел к кассе и сказал:
— Под моим столиком пакет, можешь забрать его домой или выбросить. В общем, посмотришь сама.
Она улыбнулась. Я обратил внимание на маленький шрам у нее под подбородком с правой стороны.
— Хорошо, я посмотрю.
Она оглянулась по сторонам, желая убедиться, что никто нас не видит, после чего прошептала:
— Ты мой первый капуччино.
— Как это понять?
— Утром, — стала рассказывать она, — немного пораньше тебя приходит Марвин. Но он всегда заказывает обычный кофе, Гертруда пьет чай, а потом в половине девятого приходишь ты. Ты мой первый капуччино. И что бы ни произошло, ты всегда будешь моим первым капуччино.
Я медленно скатал журнал в трубочку. Пальцы липли к бумаге.
— Здорово, — сказал я, — значит, я твой первый капуччино.
— Тебе он нравится?
— Что, твой капуччино, который ты готовишь? Ну, не сказал бы, что я в восторге.
Она проводила меня до двери.
— А знаешь ли ты, что другие клиенты, когда хотят заказать капуччино, специально зовут меня?
— Другие клиенты дураки.
— Ладно, отныне я буду просить Соню, чтобы она готовила для тебя капуччино.
Соня работала в той же кофейне. Это была бездомная из Алжира; она уверяла, что приехала из Парижа, где до этого была модельером. Хозяин охотно брал на работу бездомных — они были дешевой
— Может, съездим как-нибудь в Атлантик-Сити? — предложил я Эвелин.
— Зачем?
— Чтобы научить тебя готовить капуччино.
— Хорошо, — сказала она, — а я научу тебя танцевать сальсу.
В ту пору никто еще не заикался о распродаже по сниженным ценам моего цикла о Сидни Брохштейне. Долги по кредиткам были еще не горами, а небольшими холмиками с сочными лугами. Меня считали интересным человеком — по крайней мере, отдельные личности. Но сам я уже чуял недоброе. Время отделять зерна от плевел подкралось незаметно. Иногда я уже получал гневные письма от людей, которым хватило ума воспринять печатное слово на свой счет.
«То, что Ваши книги хорошо продаются, — писал один мужчина, — заставило меня усомниться в интеллектуальных способностях человечества».
Я ответил ему следующим письмом:
«То, что Вы усомнились в интеллектуальных способностях человечества лишь на основе динамики продажи моих книг, заставляет меня усомниться в Ваших собственных интеллектуальных способностях. Несмотря ни на что, я желаю Вам всего наилучшего. Кстати, мои книги уже давно не столь успешно продаются. Так что Ваши сведения устарели».
Я подписал контракт, в котором давал обязательство написать поваренную книгу. Мне выдали неплохой аванс. Чтобы немного подсластить пилюлю, речь в этом контракте шла о «литературной поваренной книге». Но литературных поваренных книг не бывает. Поваренные книги — это поваренные книги. Не то чтобы я хорошо разбирался в кулинарии, но этого, похоже, и не требовалось.
Через пару недель мы действительно отправились в Атлантик-Сити — я имею в виду себя и Эвелин.
— Забудь про азартные игры, — сказала она в машине, — лучше давай сосредоточимся на любви.
— Как скажешь, — согласился я.
И мы сосредоточились на любви. Это правда: любовь требует большей сосредоточенности, чем игра. Все галлюцинации похожи, только каждый раз в них участвуют другие люди.
Я хотел сделать из своих слов хлыст для дрессировки людей. Дрессировщик людей — вот кем я был на самом деле, но в моем цирке возникли проблемы из-за своенравного бухгалтера и улетевшего шатра.
Кофейня работала до одиннадцати часов. В половине одиннадцатого я сказал Сказочной Принцессе:
— Я выйду ненадолго, хочу еще чего-нибудь выпить.
Как раз в тот вечер я купил самовозгорающиеся свечи и корзиночку для сережек — мои первые презенты для Эвелин.
— Составить тебе компанию? — спросила моя жена.
— Не нужно, — ответил я, — ложись лучше спать, завтра тебе снова с утра пораньше идти к твоим психам.
— Да, — согласилась Сказочная Принцесса, — и то правда. Счастливо.
Два раза в неделю Эвелин закрывала кофейню.
— Я думала, ты больше не придешь, — улыбнулась она.