Фараон Эхнатон
Шрифт:
— Великий Мин-ав, — сказали ему почтительно, — дело очень худо. Нельзя допустить, чтобы страшная болезнь разъела тело нашего племени. Нас уничтожат соседи, ибо мы ослабнем.
Мин-ав почесал волосатую грудь и задумался.
— Не верю, — повторил он в задумчивости.
— Они выбросили все куски мяса, — объясняли ему. — Они сказали: «Он был нашим другом, и мы не станем есть его мясо». Он сказал — «Это мясо не пройдет вгорло». Она сказала: «Мы не притронемся к мясу нашего друга, мы не станем грызть его хрящей, мы не станем обгладывать
— Не верю, — упорствовал Мин-ав.
Ему терпеливо втолковывали очевидцы (их была целая толпа):
— Да-вим сказал: «Я отказываюсь есть подобных себе. Лучше я сдохну от голода». Шава сказала: «И я, и я не стану осквернять себя мясом подобных мне существ». А мы сказали им: «Где же вы добудете столько мяса в нашей бедной долине? Вы же умрете с голоду! Вы совершаете такое, чего не бывало с тех пор, как светит наше жаркое солнце».
— И что ответил Да-вим? — мрачно спросил вождь.
— Он сказал так: «Лучше мы умрем, подобно всем живым существам, но есть подобных себе больше не будем».
— Что сказали вы?
— Мы сказали им, могучий Мин-ав: «Вот вы восстаете против устоев нашего племени, против божеств наших и вождя нашего. Вот вы навлекаете на себя гнев всего племени. Вот вы подаете молодым пример нечестивости…»
— Хорошо говорили, — похвалил Мин-ав, от злости вырвав клок волос, покрывавших его грудь.
— Мы сказали им: «Вот вы подаете дурной пример, вы поднимаете голос против племени и обрекаете себя на изгнание…»
— Хорошо говорили, — сказал Мин-ав. — Если все обстоит так, как сообщаете вы, они будут изгнаны и они умрут, как звери, в пустынной пустыне.
— Вот и они! — вскричали очевидцы.
В самом Деле, Да-вим и Шава в сопровождении толпы единоплеменников направлялись к тростниковой хижине Мин-ава. Вождь потупился. Он не хотел глядеть в сторону отступников.
— Идите сюда! — грозно сказал он — И станьте здесь, чтобы видели все, а я вас не видел!
Молодой великан Да-вим и его хрупкая жена (младшая и любимая) подошли к вождю и стали там, где он указал. Их окружили многочисленные соплеменники.
Да-вим держал голову слишком высоко, его глаза смотрели куда-то вдаль, поверх песчаных насыпей. Шава держалась чуть сзади него и не спускала глаз с вождя.
Мин-ав спросил их:
— Это правда?
Да-вим молчал.
— Правда! Правда! — загалдели стоявшие вокруг.
— Это правда? — снова спросил вождь молодого Да-вима.
И тот поразил его своим ответом.
— Правда, — сказал он глухо, но твердо. — Мы отказались от мяса моего друга. Я закинул в кусты его берцовую кость. Я схоронил его голову, и никто не отыщет ее.
Мин-ав от удивления ахнул:
— Что я слышу! Что я слышу!
— Он был моим другом, — продолжал Да вим. — Мы шли с ним в обнимку.
— Это хорошо, — сказал вождь.
— Он сказал: «Мы друзья навсегда».
— Это хорошо!
— Я ему сказал: «Я твой навсегда».
— Это тоже хорошо!
— Он сказал мне: «Если рядом появится лев, брошусь на него и обороню тебя…»
— Это очень хорошо! — подтвердил вождь.
— Я сказал ему: «Если змея зашипит, я схвачу ее, но не дам ужалить моего друга».
— Это хорошо!
— Я ощущал его тепло. Я знал его радости. Он знал мое горе. Когда я сломал ногу, он тащил меня с утра до полудня.
— Это хорошо!
— Я плакал, когда он сорвался с кручи и сломал себе шею. Я плакал, когда он остыл.
— Ты плакал? Это хорошо!
— И я не позволил глодать его. Я ударил осмелившегося отделить его голову…
Мин-ав нахмурился.
— Я ранил того, кто хотел унести его ногу…
Мин-ав рвал на груди волосы — молча, исступленно. И все племя смотрело на этих двух мужчин со смешанным чувством любопытства и презрения к молодому отступнику и его женщине.
— Да, мне все известно, — сказал вождь. — Я знаю, что ты дрался точно лев и тебя пришлось связать. Я знаю, что ты плевался от злобы и грозил убийством соплеменникам. Ты переступил черту невозможного. Ты сквернословил…
— Да, — признался молодой великан, — все это было. Теперь ты знаешь все, и я не отступлю от того, что сказал. А сказал я так: никогда во рту моем не будет мяса ни соплеменников, ни врагов. Никогда не прикоснусь я к трупу, чтобы отведать вкус его.
Мин-ав вскочил со своего места. В глазах его горел огонь, и пальцы его сжимались, как при схватке с медведем.
И тут раздался из толпы голос:
— Это она, эта тихая на вид женщина, смутила его сердце!
И все взоры обратились на юную Шаву. И под взглядами разгневанных людей она словно выросла, словно стала тверже и сильнее.
— Говори! — приказал ей вождь.
И она сказала:
— Да, мы дали друг другу слово. Смерть нашего друга открыла глаза. Мы больше никогда не прикоснемся к мясу человека. Мы никогда не станем есть его. Вы можете побить нас камнями и съесть нас, но мы будем стоять на своем.
— Она! — сказал Мин-ав. — Она совратила его!
Толпа загудела и потребовала изгнания отступников, что равносильно смерти. Вождь молчал. Он сопел, все еще надеясь на раскаяние…
— Нет! — твердо произнес Да-вим.
— Нет! — сказала маленькая женщина.
Толпа приумолкла в ожидании решения вождя, мудрого и беспощадного.
— Хорошо, — сказал вождь, — хорошо, что вы не утаили от нас своих неслыханных намерений. Мы изгоним вас, и пропадете вы, словно песчинка, в этой великой пустыне!
— Да, — сказал молодой, — мы это знаем.
Вождь готов был задушить его, лишь бы не слышать его слов.
— Вы плюете на свое племя. Вы осмелились поднять руку на соплеменников своих. Послушайте, что говорят они.