Фарцовщик
Шрифт:
В восемь часов утра Диму разбудил телефонный звонок:
– Старик, просыпайся! Это Андрей. Слышишь меня? Я жду тебя к десяти часам.
Дима повалялся в кровати ещё десять минут и со страшными стонами и проклятиями начал одеваться. Во рту было сухо, и хотелось пить. «Зачем я вчера так напился? – размышлял он, натягивая голубую водолазку на голову. – Выпил целый стакан водки, вот дурак… Галину Ивановну начал ревновать… А что её ревновать? Ты же её подарил Андрею в знак дружбы… Всё, забудь об этом». Дима еле-еле двигался по квартире, собирая разбросанные по полу вещи. Ему никуда не хотелось ехать. Но он всё же вяло собирался, тихо проклиная себя, Андрея, Галину Ивановну и Лялю, хотя Ляля в данной ситуации была совершенно не при чём.
За
Приятели пришли в квартиру, где их ждала приветливая старенькая женщина. Она провела их по комнатам. В каждом углу виднелись книги, сложенные в стопки. Дмитрий взял одну из книг в руки. Она была в чёрном кожаном переплете – сочинения графа Льва Николаевича Толстого. Дима взял другую – сочинения философа Ницше, девятый том. Дмитрий пролистал ещё несколько книг. Здесь были книги по русской истории, альбомы по живописи, современная художественная литература, а в углу большой комнаты на полу был аккуратно упакован энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
– Вот это всё, – Андрей показал на книги рукой, – надо за сегодняшний день перевезти ко мне на квартиру. Понимаешь, епархия поручила мне купить эти книги у Марии Федоровны. Я их купил, и теперь эти книги надо перевезти ко мне. Вот и вся работа. Понятно?
– Ясно, – ответил Дмитрий. – Давай верёвку, будем их связывать в пачки.
– Дим, только старые книги ты откладывай, мы их будем упаковывать в бумагу, их веревкой связывать не надо, а то представители епархии будут недовольны.
Они связывали и упаковывали книги целый день, сделав не менее десяти поездок. К десяти часам вечера Дима едва стоял на ногах. Андрей тоже выглядел усталым, но он смотрелся намного свежее Димы.
– Всё, на сегодня хватит. Остаток книг я завтра за один раз перевезу, – сказал Андрей. – Старик, мы сделали очень важную работу… Поздравляю тебя. Не зайдешь ко мне чай попить?
Разговор проходил на улице, рядом с подъездом Андрея; он как раз забирал из машины последнюю пачку с книгами.
– Нет, Андрей, – ответил Дмитрий, – спасибо, я очень устал, поеду сразу домой.
– Ну что же, задерживать не буду, – с небольшой досадой в голосе произнёс Андрей.
Дима уже как бы пошел к метро, но потом резко остановился, как будто налетел на стену, а затем быстро вернулся к стоящему невдалеке Андрею, который закрывал ключом машину.
– Андрей, а деньги за сегодняшнюю работу?
– А, деньги… – поморщился Андрей. – Конечно, деньги. Заработал, получи…
Он недолго покопался в боковом кармане своей модной куртки и протянул Диме десять рублей:
– На, возьми.
Дима с недоумением посмотрел на «десятку», а потом спросил.
– Это что, всё?
– А что ты хотел старик?..
– Андрей, когда ты брал меня на работу, то говорил о двадцати пяти рублях в день.
– Ну, старик, говорил, не говорил… Тогда была одна ситуация в епархии, а теперь другая. Ты что не знаешь, что в мире экономический кризис?
– А причём здесь кризис? Мы с тобой живём в Советском Союзе, и у нас кризиса никакого нет.
– Вот здесь ты сильно ошибаешься! Отдел Питирима напрямую, понимаешь, напрямую связан с зарубежными филиалами, а там, мой друг, всё в валюте считают. Поэтому бери десять рублей и не капризничай.
Дима взял деньги и с раздражением поддал ногой какую-то жестяную банку, зашагав большими шагами в сторону метро.
* * *
Прошло несколько скучных дней. Погода тоже была скучная: на улице валил мокрый снег и таял под ногами. Было слякотно, мокро, противно. В субботу Дмитрий съездил к сыну – грустно, в воскресенье целый день валялся на диване – тоска. Никто ему не звонил, никто не приезжал, и никто не приглашал в гости. Деньги вроде были: немного, рублей двадцать, причём это были деньги свободные, не обременённые никакими обязательствами. «Хочу – пропью… Но это глупо… Хочу – нищим подарю… Это ещё глупее… Хочу… А что я хочу? А я хочу с девками загулять», – так размышлял Дима, валяясь на диване.
У Димы было несколько подруг, которых он знал несколько лет. Встречи с ними проходили редко, но метко. Обычно он звонил кому-нибудь из таких подруг, и если одна из них была готова встретиться с ним, то он приглашал её к себе, либо навязывался к ней в гости. Схема была простая. Девушки тех времён очень любили выпить, причём неважно, что. Угощали их либо шампанским, либо коньяком, или, на худой конец, самым дешёвым портвейном. А дальше? Дальше всё было очень просто: ты либо оставлял их у себя (если такая возможность у тебя была), либо ехал к ним домой (если такая возможность была у них), либо… Но это совсем просто – продолжал гулять с ними в подъезде, желательно на последнем этаже, и там всё и происходило. «Этим» можно было заняться прямо во дворе дома, либо в кустах на улице, либо на детской площадке. Эгей, гуляй, веселись – таков был девиз того времени. Хорошее было время, я вам доложу, дорогой читатель. Притом без презервативов. Никто не знал такой болезни, как СПИД. Все были здоровы, красивы, сексуальны, и никто не думал себя защищать. От кого? От Димки Глинского? Так это ж наш парень, проверенный. С ним и Машка трахалась, и Зинка Воробьёва, и ничего… Никто ничем не заболел, поэтому зачем брать в голову какие-то презервативы? Притом в то время презервативов в современном понимании никаких и не было. Было изделие «номер четыре» Баковского завода. Что это за изделие? Это был презерватив, изготовленный из грубых материалов, посыпанный тальком, причем выпускался он одного размера. При его надевании на член могло случиться что угодно. Он мог порваться сразу, ещё при вскрытии упаковки. Он мог быть уже изначально бракованным. Он мог легко соскочить во время секса. Боле того, он мог не налезть на член, и никакие смазки не помогали этому. Он мог порваться во время акта, и это было обычное дело. Но что особенно бесило молодежь того времени, так это белый порошок – тальк, которым был пересыпан презерватив. Зачем этот порошок был нужен, никто не знал, но этот тальк так сушил нежную натуральную смазку женского влагалища, что это сводило сексуальный акт к вставлению члена в дупло высохшего дерева. Конец был один – кровавые ссадины на мужском стволе. Не сексуальная радость, а сплошная пыточная камера!
Дима набрал телефон своей давней подружки Лены. Она была очень эффектная девушка лет двадцати пяти – дочка крупного партаппаратчика, живущая на улице Горького.
– Лен, привет! Это Дима. Говорить можешь, или родители рядом?
– Ой, Димон, привет! Куда пропал? Я думала, что тебя больше не услышу и не увижу. Тут Ирка с Красной Пресни, помнишь, такая рыжая, длинноногая сказала, что ты женился на еврейке и улетел с ней в Штаты. Представляешь? Улетел в Штаты и усыновил к тому же её сына.
– Да нет, Лен, я в Москве и хотел бы тебя увидеть.
– А где ты, Дим? У меня родители дома, – Лена перешла на полушёпот. – Это летом их нет постоянно, они живут на даче в Переделкино. Ты последний раз был у меня в июле. Поэтому у тебя в голове всё перепуталось, а сейчас зима, и я не могу тебя к себе пригласить.
– Лен, бери такси и подгребай ко мне. Я тебя хочу, – в то время у прогрессивной молодежи фраза «Я тебя хочу» была как пароль, как кодовое слово. – Да, Лен, и ещё было бы неплохо, если бы ты у себя на Горького купила бутылку коньяка, а то здесь в моём районе всякое говно продают. Как приедешь, я сразу отдам деньги…