Фарцовщик
Шрифт:
– Вот что, – и Андрей взял Диму за рукав куртки, – тебе, старик, надо быстрее жениться на Ляле… Классная девчонка. Чего ты медлишь? Она замуж хочет, а ты медлишь… Смотри, старик, уведет кто-нибудь её у тебя…
– Ты себя, что ли, имеешь в виду? И что ты вмешиваешься в мои дела? Я же тебе не рекомендую жениться на Галине Ивановне…
– А можешь порекомендовать! Я как раз собираюсь жениться на Галине Ивановне, а тебя с Лялей пригласить на свадьбу в качестве свидетелей, понятно?
Дима как стоял на ступеньках
– Ладно, вставай! Пошутил я. Мысль такая в голове у меня появилась, но сначала надо дочку на ноги поставить.
– У тебя есть ребенок?
– Старик, у меня есть всё: ребёнок, жена… Правда, она сейчас на гастролях за границей… Любовница есть, деньги, и Бог со мной… А вот это, старик, самое главное.
Они вышли из подъезда. Ванька их поджидал, покуривая какие-то дурно пахнущие сигареты и поминутно сплевывая слюну.
– Так, давай, Дим! Мы поехали, – и Андрей начал садиться в машину.
Тут Дима вспомнил, что он не получил сегодня за работу денег:
– Андрей! Ты обещал мне сегодня заплатить пятнадцать рублей.
Андрей выскочил из машины и с недовольным видом полез в карман своего модного плаща. Достал пачку денег, потасовал её, взял десять рублей и протянул Диме:
– На, возьми пока… Десять рублей, пятёрка за мной… Да, вот ещё что… У вас в институте наверняка хорошая библиотека… Возьми для меня Коран. Почитать хочу, хорошо?
– Хорошо, возьму… Если, конечно, эта книга у нас в библиотеке имеется.
– Наверняка есть. Возьми, пожалуйста, буду очень благодарен.
И Андрей тут же умчался с Ванькой на автомобиле. А Дима вернулся в квартиру. Ляля всё так же сидела на кухне, завернувшись в полотенце. Правда, её левое плечо и грудь оголились, и от этой картины на Диму нахлынула новая волна желания. Он сел рядом с Лялей на стул и тут только заметил, что она сильно пьяна. Бутылка водки, стоящая на столе, была почти пуста. Ляля, раскрасневшись, пыталась закурить сигарету, но спичка в её руках гасла. Ляля брала другую спичку, но другая тоже гасла. Не глядя на Диму, она вдруг сказала:
– Козёл твой Андрей, страшный козёл!
– Он тебя чем-то обидел? Он к тебе приставал?
– Нет, он просто страшный козлина! Страш-ш-шный! Понимаешь? Ты понял? Он, знаешь, что мне ска-азал? Что ты лох, и что у тебя никогда не будет денег. И чтобы я, понимаешь, чтобы я те… бя… бро… сила… У-у-урод он, твой Андрей! Гадкий урод! И всё норовил мне в вагину, сука, своей мерзкой рук-к-кой залезть. Говно он, твой Андрей!
– Так! Значит, приставал, да? Ну, говори! Это для меня важно.
– Ты чего, Димон, глухой? Я же говорю, лез своей рукой, куда не следует. Ну и получил… Я ему, предс-с-ставляешь, в морду водку плеснула.
– Ты чего, правда так сделала? Или сидишь и выдумываешь это спьяну?
– Да… Димон, так и сде-е-лала. Ес-с-сли, он будет, с-с-сюда приезжать и так с-с-себя в-в-вести, то я лучше на В-в-воронцовской поживу…
Легли спать. Дима лежал в постели и всё никак не мог уснуть. Он не спал, мучился, думал, как теперь, после этого эпизода с Лялей, вести себя с Андреем: «Послать его резко? На три буквы? Или терпеть?..». С этой мыслью он уснул. А утром, проснувшись, решил, что ещё потерпит выходки Андрея.
Итак, наступила суббота. По субботам Дима ездил навещать своего сына, который проживал со своей мамой, его бывшей женой, в трёхкомнатной квартире в Медведково. Обычно Дима уезжал на целый день, и Ляля, конечно, была этими поездками недовольна. Дима понимал её недовольство, но всё равно каждую субботу ездил навещать сына.
– Опять ты будешь отсутствовать весь день, – скривила Ляля своё личико, – а я буду сидеть одна?
– Ляля! Сколько тебе надо объяснять, что мой сын меня ждёт по субботам! Он ждет меня, своего папу, и я не могу разочаровать его в этих ожиданиях, понимаешь?
– А ты понимаешь, что я целый день буду одна! Мне будет скучно. А если придёт этот козёл и опять начнёт приставать? То что мне делать? Куда бежать, где скрываться? Ты же будешь у своего сына! И не сможешь меня защитить. И что, ты позволишь этому уроду меня изнасиловать, так? Вот, Дима, это твоя любовь ко мне…
– Ладно тебе выдумывать! Изнасиловать… У Андрея, если ты его имела в виду, своя семья. Кажется, сегодня с гастролей возвращается его жена, и ему будет не до тебя.
– Очень жаль, а то бы я с ним загуляла, пока тебя нет! Очень непротивный малый! Если бы не было тебя, то я бы ему дала.
– Ляля, ты у меня что, вне себя, что ли? То Андрей страшный козёл, а то ты загуляла бы с ним, дала бы ему… Где логика?
– Димон, какая может быть логика у женщин? Даже у тебя нет этой логики! Андрей тебе в душу плюет, твою девушку тискает, а ты делаешь вид, что всё нормально. А потом говоришь о какой-то логике… Что стоишь? Рот открыл… Давай, двигай к сыну, небось, он заждался своего папеньку.
– Да… Я, Ляля, никогда не слышал, чтобы ты так аргументировала свои мысли.
– И давай, Дим, договоримся, что с сегодняшнего дня ты не будешь называть меня Лялей! Меня зовут Лариса Ивановна. Понятно? Повтори, пожалуйста!
Дима не повторил, но понял, что в его отношениях с Лялей (ах, чёрт, с Ларисой Ивановной!) начинается новый раунд, который приведет его либо к женитьбе на ней, либо к расставанию.
«Женщины – удивительные существа, – размышлял Дима по дороге к сыну, – ну чего не хватает Ляле? Может жить у меня, может жить на своей Воронцовской улице, может…»
– Молодой человек! Стойте спокойно! Что вы всё время на меня наваливаетесь? – раздался сзади Димы противный голос какой-то неприятной на вид тётки восточного типа.