Фарфоровая голова
Шрифт:
— Каша наша? — спросила Мисюсь.
— Ешь, ешь. У нас в классе ещё три случая. Теперь я тебя одну никуда не пущу. Какой-то злодей решил загубить всех кукол. Интересно, чем вы его разозлили?
— А простокваша наша?
— Всё в этой комнате наше! И даже в доме. Только к дедушке Дубосекову не ходи, он с нами не дружит. Как думаешь, может, это он?
— Может, может, — соглашалась Мисюсь.
— Нет, не может. Дедушка Дубосеков добрый, — возражала Катя.
— Не может, — подтверждала Мисюсь.
— Но кто это, кто?
— Может, каша, может не простокваша, — раздумчиво отвечала Мисюсь.
На подоконник прыгнула серая птичка и быстро-быстро застучала клювиком, выковыривая засохшую крошку.
Серая птичка
Гнездо под карнизом было готово давно. Обыкновенное с виду гнездо, но странный иногда появлялся в нём свет, будто лампочка зажигалась. Птичка жила своей невеликой жизнью, подбирала крошки, пила из лужиц и даже купалась в песке. Пением она увлекалась не очень. Пискнет разок-другой и всё.
Но если бы нашёлся любитель природы, следивший за ней день и ночь, он бы открыл небывалые вещи.
Например, при полёте она вдруг словно срывалась с места и тут же исчезала из виду. Могла вознестись вертикально, могла на месте застыть. Словом, показывала высший пилотаж.
А если б любитель природы в ту злополучную ночь засмотрелся на луну под окном Ледогорова, он бы заметил, как птичка скользнула в форточку, а потом умчалась оттуда с двумя щеглами, оставив светлую полосу.
Кто играл на рояле?
Среди ночи внезапно заиграл рояль. Старик Дубосеков отложил перо и вслушался. «Провокация, — подумал он с тайным удовлетворением. — Но я не прерву свой труд, о нём узнают потомки».
Рояль продолжал играть, не громко, но и не очень тихо. «И что за противная музыка, — рассуждал Дубосеков. — Не вальс и не танго». Рояль разбудил Звонарёвых.
— Катя с ума сошла, — сказала Вера Петровна, садясь на постели.
— Да, это слишком, — пробормотал Звонарёв.
Вера Петровна побежала в гостиную, включила свет. Здесь никого не было. Рояль белел обнажённой клавиатурой. Тут же появилась Катя в обнимку с Мисюсь.
— Зачем ты играла, мама? — сонно спросила она.
— Что ты дурачишь меня? — возмутилась Вера Петровна. — Сейчас же марш спать! Завтра сама объяснишь соседям.
Катя в недоумении отправилась спать.
— Мисюсь, ты не знаешь, кто играл? — спросила она сквозь сон.
— Не наши, — зевнув, ответила кукла.
А старик Дубосеков писал: «Как часто бывает, что среди ночи вдруг зазвучит рояль. И может, это играет подлинный Скрябин, явный Шопен, и только немногие могут понять ночное искусство…»
Гусиное перо трещало, брызгалось, а старик Дубосеков соображал: «Это ещё надо проверить, какую музыку они исполняют…»
«Я предлагаю эксперимент»
— Я предлагаю эксперимент! — сказал Ледогоров.
— Ну, — вымолвил Карнаух.
— Собираем все головы и ставим в Доме игрушки.
— Ну, ну, — подстегнул Карнаух.
— Столкнём кукол с божками и выявим связь!
— Ну, ну, ну, — с сомнением сказал Карнаух. — В последних налётах головы не замечены.
— Надо убедиться!
Капитан подошёл к стене и мрачно застыл перед картой района. Флажков значительно прибавилось.
— Может, устроить засады в домах? — произнёс он с сомнением.
Ледогоров молчал.
Распахнулась дверь, и тяжёлой поступью вошёл майор Ревунов. За ним появился полковник с поступью лёгкой, но с фамилией достаточно веской.
— Что, соколы, — молвил полковник Чугун. — Шалопая поймать не можете, жила тонка?
— Это не шалопай, товарищ полковник, — осмелился возразить Карнаух.
— Опыта маловато, — пробовал защитить майор Ревунов.
— Так выдай им свой! — грянул полковник.
— А голос?
— Голос молчит, — сказал капитан.
— Я предлагаю эксперимент! — отчаянно выкрикнул лейтенант.
В Матвеевских переулках
Грустно, грустно стало в Матвеевских переулках. Как не таи, а быстро стало известно, что бродит опасный здесь человек, тайком проникает в квартиры, уродует кукол, игрушки.
Осторожно прошлись по домам серьёзные люди, предупредили, чтобы смотрели в оба. Ни слесарей, ни сантехников, ни агентов госстраха не пускать просто так, спрашивать документы. Окна и форточки закрывать, а ещё лучше прятать на ночь кукол, машинки, кораблики и самолёты.
Да что же это творится такое? Кому помешали игрушки? Самый закоренелый преступник, разве он не был розовощёким ребёнком, не строил в песочнице дом, не пускал кораблик по лужам?
Мамы тревожно беседовали по телефону, папы сердито утыкались в газету, а дети каждое утро пересчитывали своих питомцев. Вот заводная собака, вот плюшевый мишка, вот резиновый попугай. И, конечно, были уверены, что охотился за игрушками не человек, а, злодей из страшной сказки. И верили, что, как во всякой сказке, на чудище скоро найдётся управа.
Мисюсь и щеглы
Мисюсь ко всему относилась спокойно. В голове её было пусто, а пустота очень спокойная, уверенная в себе вещь. Не очень-то нравилось кукле путешествовать в тёмном портфеле, но и тут она не возражала, а предавалась раздумьям.
Мысли её были маленькие и простые. «Наши лучше, — думала, например, она, — наши кушают кашу». Ещё она размышляла так: «Катя катает куклу. Красивая Катя».
Катя редко оставляла Мисюсь одну. Например, если бегала в магазин.