Фармацевт
Шрифт:
– Мне особо тут размышлять не над чем. Думаешь, ты один такой ушлый? Я тут половине училища мебель делал. Поэтому сразу скажу за все три гарнитура тысяча двести рублей, Аванс тридцать процентов вперед.
– Согласен, – сразу ответил я.
– Ого! – воскликнул, ставший серьезным, столяр. – Сегодня услышал историю о тебе, думал, сочиняют бабы. А оказывается что-то в их брехне правдой оказалось. Денежки то на травках, да микстурах значит, заработал.
Глава 23
– Григорий Иванович, –
– Да ладно, Витька, не бери в голову, я же просто так поинтересовался. Мне собственно без разницы, – якобы смутился Светлов. Но глаза его подвели. Они оставались внимательно-холодными. Как будто и не пил. У меня даже появилось неприятное ощущение, направленного на меня прицела снайперской винтовки.
– Точно, особистом в армии служил, – пришел я окончательному выводу. – Хотя волноваться мне не зачем. Придраться к моим деньгам было сложно. Бабушка оставила наследство и все дела. Не хотелось бы, конечно, чтобы маму ввели в курс того, как сын самостоятельно распоряжается приличными суммами. Но уж тут, как получится.
– Ты где такую поговорку вычитал? – помедлив, спросил собеседник.
– Нигде, – отмахнулся я. – Услышал еще в школе, кто-то из ребят сказал, когда учительница ругала его, что плохо учится.
– Ясно, – выдохнул Светлов, подозрительность из его глаз ушла. А удивление его было понятно. Не каждый советский подросток шестнадцати лет может цитировать Экклезиаст.
– Идем, покажу тебе, какой я стол соорудил Игнатьевичу. – сменил столяр тему. – Посмотришь, какие вещи я могу делать.
Светлов повернулся к стене, на которой висели инструменты. Схватившись за неприметную ручку, он с усилием дернул её на себя. Часть стены оказалась замаскированной дверью, скрывающей за собой еще одно помещение. Когда Григорий Иванович включил свет, то на середине комнаты я увидел большой обеденный стол, с полированной столешницей под махагон и изогнутыми фигурными ножками.
– А наш директор не чужд пошлой роскоши – подумал я. – Ампир ему подавай.
– Видал! – гордо произнес столяр. – Только вчера окончательно на клей посадил.
То, что тут недавно пользовались костным клеем, мне не нужно объяснять. Запах, идущий от стоявшей на электроплитке консервной банки спутать нельзя было ни чем.
– Григорий Иванович, смотрю, вы казеиновый клей не уважаете? Он, по крайней мере, так не воняет.
– Не уважаю, хотя ты неправ, казеин тоже попахивает неприятно, – согласился столяр. – Лучше костного клея, только мездровый, а тот еще зимой закончился, к сожалению, пока нигде купить не могу.
Подойдя к столу, я провел пальцем по полированной поверхности.
– У тебя стол не хуже будет, – заявил Светлов, – разве, что размером поменьше.
Естественно, на комплименты я не скупился. Работа столяра на голову превосходила изделия нашего мебельного комбината. Иваныч со скучающим видом выслушал мои восторги. Конечно, кто я такой для него? Обычный
Кстати, пока разглядывал исходный материал – мебельные щиты, сосновые, буковые и дубовые доски аккуратно сложенные на прокладках, в голову мне пришла неплохая идея.
– Григорий Иванович, судя по этим закромам, знакомые на мебельном комбинате у тебя имеются.
– Есть такое дело, – скромно ответил тот.
– Понимаешь, у меня в сарае несколько лет лежат два ствола карельской березы. По два метра длиной и диаметром сантиметров тридцать. Как думаешь, на комбинате смогут их на шпон распустить.
– Откуда дровишки? – поинтересовался Светлов.
– Из лесу вестимо, – в тон ему ответил я. – Это еще брат притащил года три назад.
– А брат у тебя кто? – тут же спросил собеседник.
– Брат погиб в позапрошлом году в армии, – хмуро сообщил я.
– Понятно, извини, – произнес Светлов и замолчал, что-то обдумывая.
– Виктор, я человек, чтобы ты знал, не местный, детство, юность на Южном Урале провел. В лесах ваших не бывал, и уж точно карельскую березу от обычной не отличу. Зато ты, похоже, в этом деле разбираешься? – спросил он через пару минут.
– Возможно, – сухо сообщил я.
Собеседник оживился.
– Витёк, послушай, я думаю, что распустить на шпон твою березу можно будет без проблем. Хотя придется просить еще наклеить этот шпон на мебельные щиты, пресса ведь у меня для этого дела не имеется. Думаю, что с наклейкой проблем тоже не будет, особенно, если ты сможешь найти еще несколько таких стволов, как твои.
– Несколько – это сколько? – тут же попытался я уточнить.
– Ну, хотя бы два-три чурака метра по полтора длиной.
– Договорились, – согласился я. В прошлой жизни я во время охоты и рыбалки не раз встречал в лесу карельскую березу. Чисто внешне она ничем не отличалась от обычной березы, разве, что по настоящему больших деревьев я никогда не находил. Но когда дотрагиваешься до ствола такой березы, то под корой пальцами сразу чувствуются небольшие бугорки.
Я об этих деревьях никому не рассказывал, думал, пусть себе растут деревья. Однако в девяностых годах, проходя знакомыми местами, все чаще замечал, то одна, то другая березка уже срублена и вывезена.
Так, что, сейчас, нисколько не комплексуя, согласился добыть для Светлова так нужный ему материал. Все равно кто-нибудь срубит. Так лучше пусть это буду я.
Единственно, сомневался, что березы, о которых я помню, достигли в это время нужных размеров.
Воодушевленный возникающими перспективами Григорий Иванович, начал рассказывать, как будет выглядеть мебель у меня в квартире. Но мне это было уже неинтересно. Что мне рассказывать? Я же сам все рисовал. От застекленных стеллажей, до и шифоньера до стульев и табуреток. Только о карельской березе тогда мыслей у меня не было. Наверно пошлая роскошь директорского стола и заставила вспомнить карельскую березу.