Фарш Мендельсона
Шрифт:
— Вы что-то ищите? — в его голосе звучало вежливое любопытство, плавно переходящее в ярость.
— Да! Папку. Прозрачную такую на молнии. Мне ее нужно вам отдать.
— Зачем?
— Затем, что в ней деньги. Для вас. Типа взятки.
Сначала подумай, потом скажи, — и почему я никогда не прислушиваюсь к народной мудрости. Сначала сказала, потом подумала. Теперь придется как-то исправлять ситуацию, к тому же я умудрилась забыть эту злополучную взятку у зеркала в прихожей.
— То есть не взятка, а это… Вроде недорогого подарка… — принялась оправдываться я. — Во избежание возможных недоразумений. Вы же сами вчера говорили о создании комфортных условий для вашей работы? Ведь говорили же? Почему вы молчите?
Все! Выдохлась. Больше не придумаю и запятой. Непарада смотрел на меня сверху вниз: так и должен смотреть человек, который находится на две ступеньки выше вас. Другое дело, что мне не нравилось, КАК он на меня смотрел. С брезгливым сочувствием. Словно я рассказала пошлый и несмешной анекдот в дворянском собрании. Постепенно до меня стала доходить степень случившегося конфуза. Теперь он точно закроет институт. И виновата в этом буду я. Как там вчера Фима говорил, правильно данная взятка — взяткой не считается. Потому как это искусство. Поздравляю, Эфа, ты годишься только в подмастерья, да и то, если кто-нибудь тебя пожалеет. Какой позор! Сейчас он закричит, затопает ногами, будет говорить о том, что я его не поняла. А потом меня вытолкают взашей из институтских стен, оазиса культуры и искусства. И пойду я на все четыре стороны. Студентов разгонят, педагогов разгонят, стены снесут. И не будет больше в нашей стране оазиса культуры и искусства. Я чуть не плакала, когда Непарада меня пожалел. Или просто сделал вид:
— Неожиданный поворот сюжета, — грустно сказал он, видимо, мысленно уже распрощавшись с деньгами. — Вам кто-нибудь говорил, что вы очень оригинальная женщина?
— Да, только его после этого убили.
— Оригинально! А вам кто-нибудь говорил, что вы непредсказуемая женщина?
— Да, только его тоже убили.
— Кто бы мог подумать! А вам кто-нибудь говорил, что с вами не соскучишься?
Я вздохнула:
— И не раз. Только его тоже нет в живых.
Непарада хмыкнул:
— Пожалуй, я лучше помолчу. Идемте работать. Нас ждут великие дела.
И ведь не соврал: дела в виде толстых папок нас действительно ждали, но работали мы очень странно. Почему-то в моем кабинете. Подчиненных Непарады интересовали исключительно шкафы, столы и тумбочки в кабинете и приемной. Они тщательно перебирали бумаги, внимательно исследовали содержимое папок и при этом задавали массу вопросов, мало касающихся научной деятельности института. Зато финансовые нюансы неизменно вызывали в проверяющих рядах бурное оживление. Ага, понятно! Никакое это не министерство образования, а самая что ни на есть налоговая инспекция. Я порядком струхнула. Как законопослушный гражданин в своей частной жизни исправно плачу налоги, чего не скажешь об общественной деятельности. Вдруг они счета начнут проверять? В сейф полезут? Что тогда? Я ведь в этом ничего не понимаю! Я даже не знаю, что лежит у меня в сейфе. У меня и ключей нет. И ведь если что, отпор дать не смогу.
— Вы куда-то торопитесь? — спросил Непарада, оторвавшись от одной из папок с документацией, плотоядно озирая ящики моего стола. Я в этот момент искала в них свою любимую губную помаду, оставленную здесь перед отпуском.
— Пока нет. Черт, куда она подевалась? А почему вы меня спросили, Вячеслав Янович?
— Вы очень нервничаете, словно скрываете страшную тайну, — И без паузы добавил. — Пообедаем вместе?
Я обреченно кивнула: а что еще остается делать? Говорила же: сначала взятка, потом постель. Где-то в ежедневнике у меня записан телефон местной феминисткой организации. Может, позвонить? Вместо этого я ответила, как и полагается тургеневской барышне:
— Пообедаем, но только не сегодня.
— Завтра, — уточнил он и, повернувшись к своим коренастым помощникам, скомандовал: — Здесь ничего нет. Идем дальше. По кафедрам. Смотрите очень внимательно. Не дай бог вам пропустить. Убью! А вы, Стефания Андреевна, на сегодня свободны. И хорошенько отдохните. Я люблю пылких женщин, с хорошим аппетитом. И с тугим кошельком.
Я осталась одна в своем распотрошенном кабинете. По-моему, кто-то здесь снова поднял вопрос о взятке. И, кажется, я даже знаю, что именно Непарада потребует завтра во время обеда.
«Годзилла сидела в дешевой цирюльне и хмуро смотрела на себя в зеркало.
Цирюльник задавал ей один и тот же вопрос уже в двадцать пятый раз:
— Вы действительно решили покрасить волосы в черный цвет, а потом их остричь наголо?
— Действительно! — хмуро подтвердила Годзилла. — Тогда меня больше не будут звать белокурой и доступной Годзиллой.
— Но такие роскошные кудри, — грустно заметил цирюльник, стараясь расстегнуть блузку на своей симпатичной клиентке.
В мгновение ока он оказался на полу со сломанной рукой:
— Мне надоели мужчины, которые любят блондинок, — рявкнула Годзилла, отыскав на столе опасную бритву.
Цирюльник покорно закрыл глаза:
— Если бы вы знали, как мне надоели блондинки, которые не любят мужчин.
Вжик!»
М-да, роман «Годзилла возвращается» не даром значится среди списков бестселлеров. Мощная вещь, для женщины, которую ежедневно осаждают толпы женихов, в самый раз. Я захлопнула книгу и вышла из метро. Настроение подстать Годзилле! Только что мне отзвонился очередной претендент на руку и сердце, остро нуждающийся в деньгах. Интересно, есть хоть один мужчина в этом городе, который пашет изо дня в день, чтобы обеспечить свою семью?! Пока что мне попадаются закамуфлированные альфонсы, вполне понятно, почему желания посадить их на свою шею до сих пор не возникло.
Добраться до Иакова Мендельсона оказалось не так уж и трудно. Его небольшой магазинчик располагался почти в самом центре Петербурга. С виду даже и не поймешь, что он принадлежит ювелиру. В витрине выставлены безвкусные безделушки: нечто среднее между китайскими и японскими предметами масскульта. Искусственные бонсаи, фигурки разнокалиберных божков, монеты, приносящие счастье, деньги и любовь. Мелодичный колокольчик возвестил о моем приходе. Навстречу загнанной лошадью метнулась продавщица:
— Вам что-нибудь подсказать?
Откуда я могу знать, если только переступила порог этого заведения? Впрочем, на один вопрос она, пожалуй, может ответить:
— Могу ли я видеть господина Мендельсона?
Она мгновенно переменила ко мне отношение: как покупательница я больше не представляла для нее интереса, но не как соперница, тем более соперница более удачливая. Бледные губы скривились, глаза сощурились, пучок на голове скукожился от ненависти:
— А вы с ним договаривались о встрече?