Фарш Мендельсона
Шрифт:
Хрясть! И детские ручонки разорвали обложку с белокурой бестией. В моих глазах пробудилось нечто, напоминающее эмоцию. Хрясть! И первые пять страниц белыми хлопьями полетели по комнате. Я зашевелилась, пробуждаясь от психологической комы. На третьем хрясть! наконец вернулась к любящей и заботливой родне.
— Вы что делаете, изверги! Это же белокурая Годзилла!
— Получилось! — взвизгнули близнецы. — Вот так клин!
— У меня пара знакомая была, — ни с того ни с сего начала Соня. — Она — мать-одиночка. Он свободный художник. Пьющий, разумеется. Выпьет, придет к даме сердца и сразу в койку, а то, что дети из школы могут прийти и застать все это безобразие, его и не волнует. Лежит как Адам половозрелый и храпит. Она ему, бывало: «Встань!». Он и ухом не ведет. Мучилась, переживала, посуду об него била. А толку. Здравствуй, дерево! — Я —
— Ты нам сейчас зачем это рассказываешь? — подозрительно спросила Клара.
— Да так, — потупилась Соня. — Развлекаю. Вы хмурые, сонные, вот я и стараюсь. Чтобы веселее было.
— После будешь развлекать, — оборвала Клара тетку. — Эфонька, деточка, что с тобой?
— А что со мной? — удивилась я. — Со мной ничего. Все в порядке. И вообще, что вы все тут делаете?
— Вот благодарность у молодого поколения, — обиделся дед. — Мы за тебя переживаем. Пришли, а тут ты…лежишь.
— И?
— Вот мы тебя и спрашиваем, и? Где ты была?
— В ресторане, кажется.
— С кем?
— С женихом, кажется.
— И? — выдохнули они все синхронно.
— Сомлела, — честно призналась я.
— Знаешь, Эфа, — подозрительно кротко сказала Ольга, — Тебе, пожалуй, замуж даже нужно больше, чем мне. На всякий случай.
В общем, это были не лучший день, не лучший вечер и не лучшая ночь в моей жизни. То же самое, можно сказать и об утре. Более того, утро оказалось настоящей катастрофой. Хотя ничто, как любит говорить феминистки настроенная Годзилла, не предвещало беды.
ГЛАВА 20
Утром мне стало не до собственных болячек и порванных книжек: исчез изумруд Лукреции. А я-то, наивная, верила, что спрятала его просто идеально — прилепила пластилином на поверхность собственной картины, которую сделала из стеклышек, перьев, бусин, проволоки и цепочек. На месте изумруда белела записка: «Завтра поговорим. Доктор С.».
Я бросилась к столу: роман Достоевского на месте, письмо тоже. Изумруда нет. Просто до слез обидно, столько сил я на эту уродливую картину потратила, столько стекол собрала, все зря. «А ведь жизнь почти что наладилась», — сказал Михаил Горбачев, вернувшись из Фороса.
Включай мозги, Эфа! Думай. Что тебе дальше делать и чем заниматься. Легко сказать, нелегко сделать. Обещанное доктором завтра наступило, ну и что? Где доктор и где изумруд? Честно говоря, Ванькина история меня достала. Куда ни кинь, всюду клин, который из меня не так давно выбили. Ну, ладно! Я еще пережила, когда меня едва не отравили. Я почти не страдала, когда мужчина моей мечты сначала оказался подлецом, а потом трупом. Как последняя дура, таскалась по городу в поисках драгоценных камней, улик и прочих детективных аксессуаров, не имеющих к моей жизни ровным счетом никакого отношения. Наконец, на сон грядущий два дня подряд размышляла о роке и превратностях судьбы. Вместо того, чтобы читать о любовных перипетиях заброшенной мной Годзиллы. Подумать только: целых два дня без чтения любимых книжек!
Тьфу!
Но я не могу примириться с мыслью, что чьи-то жадные руки шарили по моему дому, трогали мое белье, моих крокодила и жаба, а потом надругались над картиной, которую я сделала сама из пластилина и бутылочных стеклышек (между прочим, два раз порезалась). Они надругались над самым дорогим, что есть у творческого человека — над его произведением.
А значит…
А значит, придется найти убийцу Ваньки и Мендельсона. Значит, придется вернуть изумруд его истинному владельцу (знать бы только какому именно). Значит, мне нужно отыскать клад. Причем все указанные действия нужно совершить как можно скорее: время поджимает. Сентябрь не за горами. Близнецы в школу пойдут, студенты — в вузы. Черт! Я совсем забыла о Непогоде… Тьфу еще раз! Я хотела сказать — о Непараде. У нас же с ним сегодня расчет. Он мне подпись на документах. А я что ему? У меня ничего нет. Даже изумруд, и тот украли.
Шутки шутками, а время поджимало. Я нервно перерыла весь дом в поисках какой-нибудь ценной вещи. Какая неприятность! У меня нет ценных вещей. Была одна, да и ту украли. Мебель и товары для дома покупаю в «Икее», косметика Непараде не подойдет, крокодила не отдам. Некстати вспомнились строчки Агнии Барто: «Мне теперь не до игрушек, я учусь по букварю. Соберу свои игрушки и Сереже подарю». Что же мы подарим Непараде, чтобы потом наш самый гуманный суд в мире не воспринял подарок как взятку одного должностного лица, другому должностному лицу? И тут меня осенило. Наверное, именно такие чувства испытал Архимед, когда, нырнув в ванну, увидел девушку по имени Эврика.
На кухне лежала коробка шоколадных конфет. Я мигом нашла подарочный пакет и стала аккуратно складывать в него конфеты, завернутые в стодолларовые бумажки. Одна, вторая, третья. На двадцатой меня задушила жаба. Столько шоколада есть вредно, зубы заболят. Прикрепив к пакетику пикантный розовый бантик, я решила, что мы с Непарадой в полном расчете. Эх, сделал бы и мне кто-нибудь такой подарок: вкусный, оригинальный, в общем, подарок, дорогой во всех смыслах. Эй! Люди, подарите мне хоть что-нибудь! В ответ молчание.
По дороге в институт я размышляла о несправедливости жизни. Почему желаемое получаешь только тогда, когда тебе это совсем не нужно? Скажем, больше всего на свете ты хочешь разбогатеть. Ночами не спишь, представляя по очереди белый кадиллак, шубу до пят и номер в отеле «Риц». Кстати сказать, именно так я себе и представляла жизнь богатых людей. Тогда мне казалось, что деньги способны решать любые проблемы. Когда бывшие мужья стали регулярно пополнять счет в банке, я с опозданием поняла, что не хочу быть богатой. Смешно сказать, но с деньгами возникло столько проблем, о которых я раньше даже и не догадывалась. Во-первых, возникла необходимость обеспечивать собственную безопасность и безопасность своих родственников, которые сейчас находятся на моем полном иждивении. Во-вторых, я обнаружила в себе безграничные запасы скупости. Видимо, они накопились еще с тех времен, когда я питалась макаронами и квашеной капустой и носила одежду из секонд-хэнда на рынке. Долгое время мне было очень сложно полюбить себя: со всеми недостатками, достоинствами, желаниями и способностями. И научиться потакать этим самым желаниям. Я все время забывала о том, что сама должна о себе заботиться, холить и лелеять собственное «эго». Со временем пусть плохо, но научилась. Но возникла другая проблема: увидев, как я умело справляюсь с запросами собственного «эго», окружающие перестали заботиться обо мне. Например, мне уже долгое время никто не делает подарков и не дарит цветы. Когда я об этом заговариваю, получаю стандартную отговорку: «Зачем, у тебя и так все есть! А то, чего у тебя нет, ты можешь купить». Может, поэтому к тридцати годам у меня нет ни друзей, ни мужа, ни постоянного любовника. Профессиональный психолог, наверняка. Давно поставил бы диагноз: мужчины не выносят уверенных и самостоятельных женщин. Последний пример — Федоров. Долгое время я не понимала, почему рисунок наших отношений такой рваный. Прыг-скок! Сегодня все прекрасно, завтра все ужасно. А потом поняла, Федоров боится оказаться хуже меня. Беднее, глупее, смешнее… Список можно продолжать бесконечно. Именно поэтому он мне никогда не дарит цветов (вдруг я посмеюсь над ромашками, а на розы может и не хватить), не делает подарков (тут его фантазия буксует как легковушка в сезонную распутицу). Он боится оказаться со мной в постели. Хочет, но боится! Честно говоря, я тоже очень хочу, но боюсь. Всегда есть риск, что привыкну к нему — а потом что? Счастливый брак? Вряд ли. Есть женщины, которым замужество просто противопоказано. Я — из этого счастливого числа. Так и проживу до старости лет в гордом женском одиночестве, холя и лелея собственное «эго», а в качестве жилетки у меня всегда есть жаба и крокодил.
Ну, вот растравила себя по самые слезы. Зачем, спрашивается? В качестве ответа я припарковала машину у ближайшей станции метро и купила себе большой букет цветов:
— На день рождения идете? — спросила юная продавщица.
— Нет.
— А, себе, — протянула она, отсчитывая сдачу.
Какая интонация, боже мой! Гремучая смесь восхищения и зависти. Настроение мгновенно выровнялась. И чего загрустила? Жалко терять Федорова? Жалко! А сколько в жизни было мужчин, с которыми не удалось довести дело до логического конца? Десятки! Что ж теперь, переживать из-за каждого? К тому же еще не все потеряно, ведь я не собираюсь умирать, не так ли?