Фартовое дело
Шрифт:
Клизменштейн, сделал несколько неуверенных шагов следом за стремительно бегущим пламенем, понял, что не успеет, и бросился наутек. А огонь уже пробежал свою дистанцию…
Банг! — звонко лопнула канистра, пылающий бензин расплескался под днищем «флагманского» «Чероки», через десяток секунд послышалось гораздо более громкое бам-м! — это взорвался бензобак. Огненная речка проплавила снег и лед, но не потухла и покатилась к «Чероки» Клизменштейна, лизнула покрышки, заплясала под бензобаком, и снова гулкое бам-м! эхом разнеслось по лесу. А от второго «Чероки» поток бензина хлынул в сторону трейлера — ныне колесного морга. Сперва загорелась
Кабан, Щелбан и Клизменштейн как завороженные смотрели на горящие машины. Костерчики в покрышках казались жалкими свечками по сравнению с буйством огня, которое вызвали незадачливые истопники.
Горели краска кузовов, салоны, сиденья, запаски — все. Огонь топил лед, вода, шипя, превращалась в пар…
— Да уж, наделали фейерверк! — пробормотал Щелбан. — А Булка ведь жива, припомнит… Машинки-то дорогие были.
— Вот именно! — произнес Кабан. — Как говорят — «корабли сожжены», надо срочно идти за Механиковым рыжевьем. Иначе Булка Саню перехватит, и тогда нам точно не жить.
— Может, она его уже и перехватила… — мрачно предположил Клизменштейн.
— Все равно, — упрямо сказал Кабан, — если сейчас возьмем, хоть будет какой-то козырь. Может, Сыч уцелел. Вчетвером даже против шестерых возиться можно…
— Их семеро будет, если с Булкой и Ежом, — поправил Щелбан. — Может, и москвич жив или Капитон.
— Ладно, чего хороните раньше времени? Пошли! Уже согрелись небось!
Решимость Кабана произвела впечатление. Бежать все равно было поздно, да и не на чем. И все трое дружно двинулись в горку…
Никита к тому моменту, как на льду озера взорвались баки автомобилей и заполыхал пожар, шел по старым следам, не рискуя сворачивать. Взрывы и пламя, которое он увидел через просветы между деревьями, зарево, вставшее над верхушками елей, заставили остановиться… Что стряслось? Механик не мог этого сотворить, если он действительно спрятался в трубе, у выхода из которой его поджидают Сыч с Капитоном. Значит, еще кто-то вмешался. Или, может, между своими разборка? Ух, эти бандитские дела! Ух, эта Светка!
Ветров на минуту позволил себе подумать, что, может, будет лучше, если он вернется обратно в коллектор. Ему ужас как не хотелось снова переживать на чужом пиру похмелье. Если Светка снова разругалась с Серым, хотя вроде бы перед поездкой сюда они мирились, то Серый Никиту будет однозначно считать врагом. И должно быть, какие-то верные ему люди здесь тоже есть. Маузер погиб, но есть Саня, а за Саней, надо полагать, вся лузинская группировка. Эх, махнуть бы отсюда подальше.
Вообще-то ему никто не мешал. Можно было попробовать пешочком пройти до Немецкой дороги, а оттуда по шоссе добраться до Дорошина. Там станция, наверно, есть какой-нибудь ночной поезд на Москву. Ехать недолго, к утру дома будет. Хрен с ними, со всеми здешними волками. Пусть сами себе горла перегрызают.
Тем не менее ноги несли его все по той же лыжне, все по тем же следам, которые они с Маузером протоптали. И вот он уже свернул из ложбинки, двинулся к тому месту, где начинался подъем на горку, к бывшей прожекторной площадке и доту № 3…
— Идет кто-то, — прошептал Кабан, жестом приказывая остальной братве присесть за елки. Метрах в десяти слышался скрип снега. Клизменштейн первым увидел идущего с фонариком человека и даже узнал его.
— Москвич! Мочить будем? — прошипел он.
— Не спеши, — осадил Кабан шепотом. — Сперва поговорим немного. Может, и прогуляемся с ним, пусть дорогу покажет… Кто знает, как его зовут?
— Никита, кажется, — припомнил Щелбан.
— Запомните, братки! — Кабан явно захватил лидерство. — Пока я не скажу — на него не дергаться. Насчет пожара объясняем так…
Ветров тоже заметил какие-то шевеления за елочками. Он погасил фонарь и присел за дерево. Пистолет приятно похолодил руку…
— Никита! — позвал Кабан. — Не бойся, мы свои!
— На свет выйдите, — попросил Никита, вновь зажигая фонарь.
Кабан вышел в световой кружок не без опаски, пальцем показав Клизменштейну, чтоб взял на прицел фонарь. Но Никита узнал охранника и убрал пушку, а затем вышел из-за кустов и приблизился к Кабану.
— Что случилось? — спросил Никита, указывая на огонь.
— Разборка вышла… — извиняющимся тоном произнес Кабан. — Серый против Булки возбух, не пойму из-за чего. Должно быть, долю не поделили… В общем, Серый накрылся, а у нас теперь ехать не на чем. Светка поехала на «Буране» с Ежиком. Саню вызывать.
— Ни фига себе… — вздохнул Никита, но, как ни удивительно, всему поверил.
— A у вас-то как? — заботливо спросил Кабан. — Где Маузер? Сыч?
— Маузер подорвался. Взрыв слышали?
— Мать честная… Насмерть?
— На куски разнесло. А Сыч и Капитон Механика караулят. Он в трубе сидит. Прячется.
— А это, из-за чего приехали? Нашлось?
— Нашлось. Четыре мешка наверху, в доте, а один тут, в коллекторе, под землей… Я вообще-то к Светке шел, доложить, что все нашлось.
— Так она, наверно, вот-вот приедет! — расплылся в улыбке Кабан. — Проводи наверх, заберем барахлишко, стащим не спеша, а потом сразу погрузим. Светка только спасибо скажет, возиться-то меньше!
Никита согласился, никакого подвоха он не почувствовал…
На самом деле Светка и Ежик находились вовсе не на пути к Сане и даже не на обратном пути, а совсем в другом месте.
Несмотря на все Ежиковы страхи по поводу мин, Булочка лихо и вполне благополучно въехала на вершину острова-холма. Естественно, от бывшей дороги, по которой немцы возили на остров разные грузы, за 55 лет ни шиша не осталось, кроме неглубокой выемки, заросшей лесом. Тем не менее «Буран» успешно протиснулся между деревьями и проехал между бывшими дотами № 1 и № 5, которые выглядели как вполне естественные бугры, заросшие кустами и елочками. Конечно, никаких следов от ворот, вышек и каких-либо иных сооружений не просматривалось. Может быть, летом и удалось бы разглядеть что-нибудь эдакое, но сейчас, когда все было заметено снегом, даже остатки земляного вала казались всего лишь следствием каких-то естественных процессов. Тем более что эти пять с половиной десятилетий их очень сильно сгладили. И вал, и то пространство, что находилось внутри его, заросли точно таким же лесом, что рос по склонам острова-холма, только, может быть, менее густым и более молодым. Если долго присматриваться, то, может быть, и можно было углядеть среди деревьев какие-то бугры и бугорочки, оставшиеся с того дня, когда немцы подорвали большую часть подземных сооружений и пытались заминировать эту территорию, но им помешал Юрка Белкин. Тогда в этих местах — если верить описаниям из повести — все было разворочено и раскурочено, пожар полыхал. Сейчас — тишь да гладь, елки со снежными шапками да голые кустики. И еще снег, по которому метался луч фары снегохода.