Фартовое дело
Шрифт:
— Все равно, — убежденно произнесла мама, — журналистом быть очень опасно. Их стреляют или берут в заложники. Тебе опять захотелось в Чечню? Но уже без автомата, а «с лейкой и блокнотом»? Боже ты мой! Что за сын!
— Ну что ты, мама! Какая Чечня?! Видишь должность? «Постоянный корреспондент по Москве и Московской области»? Дальше Серпухова, Можайска или какой-нибудь Шатуры меня никто не пошлет!
— Допустим. Но почему ты убежал из дому вечером и пришел только после экзамена?! Это что, редакционное задание?
— Мама, это не женщина, а редактор, — согласно путевой заготовке объявил Никита. — Она была здесь в командировке, и ей поручили со мной связаться, потому что им надо ставить в номер мою статью о Ермолаеве, а заодно сообщить, что я принят в штат редакции.
— И ты всю ночь провел у нее в гостинице!
— Вовсе не в гостинице. У нее здесь родственники, и мне пришлось остаться ночевать, потому что мы слишком долго правили статью. Я написал так, как надо для научного журнала, а им нужно для массового читателя.
— Но позвонить оттуда было нельзя?
— Нет, — сказал Никита, чувствуя, что несет околесицу, ибо все начиналось как раз с телефонного звонка. И конечно, мать задала ему вполне логичный вопрос:
— Но ведь она же тебе звонила?
— Она звонила из автомата от метро, а я бегать в час ночи в поисках телефона не собирался.
Как ни странно, это почему-то маме понравилось. Она почти успокоилась и, выставляя на стол второе, сказала:
— Тебе, между прочим, утром звонили с фирмы. Интересовались, как ты сдаешь экзамены, и напомнили, что твой отпуск на сессию через два дня кончается. Как ты все это будешь совмещать? Дневной вуз, работу грузчиком и газету?
— Жизнь обязывает, мама! — сказал Никита. — Зато теперь буду иметь две тыщи новыми в месяц. Разве плохо? При том, что у папы восемьсот, а у тебя — триста пятьдесят. Вполне можно жить.
— В провинциальной газете платят тысячу? — удивилась мама.
— Представь себе! — объявил лже-корреспондент. Никита точно не знал, сколько платят посткорам провинциальных газет, но у него имелся приличный остаток от тех десяти миллионов старыми, которыми его снабдила Светка при отправке в Москву, и он мог выплачивать себе «зарплату» еще примерно полгода.
— Ужас! — вздохнула мама. — Что за ерунда?! Мальчишке с полутора курсами университета платят тысячу, а специалисту с двадцатилетним стажем — триста пятьдесят!
— Рынок! — важно произнес Никита, довольный тем, что успешно погасил мамин стресс. Теперь можно было спокойно звонить генералу Белкину.
Вытащив полученную от Светки бумажку, Ветров подошел к телефону и набрал семь цифр. Номер оказался занят.
— Куда ты звонишь? — насторожилась мама, ибо привыкла, что Никита почти никуда не звонит. — Опять этой редакторше?
— Мама, она уже уехала, — отмахнулся Никита. — Просто мне надо выполнять редакционное задание.
— Боже мой, какая важность! — саркастически пробормотала мама. Было похоже, что она переживает по поводу того, что Никита будет зарабатывать две тысячи в месяц, а она по-прежнему 350 рублей.
Никита снова набрал номер и услышал длинные гудки. Через полминуты трубку сняли, и девичий голос отозвался:
— У аппарата.
— Можно попросить Юрия Петровича?
— Извините… — девушка осеклась, поскольку, видимо, не предполагала услышать незнакомый голос. — Разве вы не знаете? Дедушка умер.
Никита растерялся, но только на минуту.
— Печально… — произнес он с глубоким прискорбием. — И давно это случилось?
— Перед Новым годом. 27 декабря. А вы, простите, кто?
— Я из газеты «Красный рабочий», — Никита довольно уверенно объявил свой новый статус, — Ветров Никита Сергеевич, постоянный корреспондент по Москве и области. Понимаете, ваш дедушка в молодости, скорее в детстве, партизанил на территории области, которую я здесь представляю. Причем, по некоторым данным, совершил подвиг, о котором сейчас рассказывают легенды. Вы об этом что-нибудь слышали?
— Честно говоря, нет. А что ж вы раньше-то не интересовались?
— Ну, во-первых, я только-только приступил к работе, и мне дали это задание. У нас в области, — Никита произнес это так, будто был не коренным москвичом, а «тамошним», — проживала Иванова Зоя Михайловна, которая была с ним в одном партизанском отряде. Но она, к сожалению, сильно болела последние годы, у нее были нарушения памяти, и достоверность ее рассказа вызывает сомнение. К тому же она тоже умерла два месяца назад. Известно, что с ними тогда были еще две женщины. Но их имен и фамилий мы не знаем. Может быть, дедушка вел с ними какую-то переписку?
— Никита Сергеевич, — сказала генеральская внучка, — я вам ничем помочь не могу. Но через два часа придет папа, может, он вам что-то подскажет. Его зовут Андрей Юрьевич.
— Хорошо, я перезвоню…
Мама, которая прислушивалась к разговору, была явно довольна, что сын получил такое мирное задание. Времена давнишние, милые добрые старички и старушки. Опять же как будущему историку — полезно. Это не копаться в грязном белье политиков, не кататься в «горячие точки», не лезть мордой в дела мафии.
У Никиты, напротив, настроение упало. Обычно все деды, как ему представлялось, даже те, которые ближе ста километров к фронту не подъезжали или были в таком нежном возрасте, когда ничего, кроме пустышки, удержать не могли, страсть как любят вспоминать о войне. Или хотя бы о том, как 9 мая 1945 года громко кричали «у-a! у-a!» вместе со всем советским народом. При этом, конечно, собственная роль дедов в достижении победы заметно гипертрофировалась. Все зависело от количества принятых граммов.