Фартовый человек
Шрифт:
Иван Васильевич мельком глянул в его сторону.
– У Маруси, очевидно, был несчастный дар многие вещи делать не вовремя, – медленно проговорил Иван Васильевич. – В этом вся ее беда…
Иван Васильевич взял у Дзюбы крупно исписанный лист, проглядел и положил на стол перед Левиным:
– Подпишите показания.
Левин прочитал.
– Я не утверждал положительно, что Раевский вошел в квартиру после того, как ее покинули бандиты с награбленным. Я лишь говорил, что Раевский пристрастился к морфию и что ему было известно, где я храню препарат.
Иван
Когда он удалился, сутулый и печальный, Иван Васильевич повернулся к Дзюбе:
– Необходимо отыскать Раевского. Если при нем будет обнаружен морфий, арестуйте его и тащите прямиком сюда. Думаю, что Гринберг именно он убил.
Дзюба прихорошился, взял фуражку и вышел.
Юлий подождал, пока за ним закроется дверь.
Иван Васильевич кивнул Юлию:
– А вы с чем, собственно, пожаловали, Служка?
Юлий встал, украдкой избавившись от стакана – поставив его у себя за спиной на подоконник.
– Так, одну историю услышал. От одного знакомого беспризорника.
– Рассказывайте, – велел Иван Васильевич.
Юлий произнес:
– Объявился Фартовый человек. И этот человек – в банде Леньки Пантелеева. Но это не сам Ленька.
– Имя, – повелел Иван Васильевич.
«Поверил?!» – мысленно ахнул Юлий.
– Белов, – выпалил он.
– Белов? – медленно повторил Иван Васильевич. – Фартовый человек? Интересно…
– Правда? – удивился Юлий.
– Да, – кивнул Иван Васильевич. – Потому что буквально вчера при попытке задержать пантелеевских орлов патрулем этот самый Белов был застрелен во время погони. Его опознали. Что говорит ваш беспризорник – какие варианты существуют на случай, если Фартовый человек погибает?
– Фарт переходит к наследнику, – сказал Юлий. – Но это из области идей… Никто ведь в точности не знает.
Он смутился и замолчал под взглядом следователя. У того глаза делались все более светлыми, вот-вот заискрятся.
– Продолжайте, продолжайте, Служка, – подбодрил Иван Васильевич.
– Иван Васильевич! – взмолился Юлий. – Не надо совсем уж дураком меня выставлять. Вы же не верите в Фартового человека!
– Зато верят многие другие. А идеи, овладев массами, превращаются в материальную силу, – сказал Иван Васильевич.
Раевский был задержан, разоблачен и приговорен к расстрелу. На судебном процессе Фаина упала в обморок, а доктор Левин во время дачи показаний плюнул обвиняемому в лицо. Об этом, без особых подробностей, писали в «Красной газете».
Марусю все жалели, даже корреспондент. Бывает такое невезение: вроде ничего дурного в жизни не сделаешь, а войдешь в квартиру не вовремя, попадешься на глаза кому не надо – и все, прощай, молодая жизнь. Бедная Маруся…
Глава шестнадцатая
– Как вы могли, простите за выражение, купиться на такую дешевку? – сердился Иван Васильевич, рассматривая бумаги, которые лежали перед ним на столе.
Человек, сидевший напротив следователя, выглядел сконфуженным. Совершенно было очевидно, что человека этого одурачили впервые в жизни и что этот новый опыт для него и странен, и тягостен.
Он развел руками:
– Все выглядело очень убедительно.
– Гражданин Аникеев, – сказал ему следователь, – давайте еще раз, по порядку. Вы даже не заподозрили, что действует банда?
– А вы бы заподозрили? – горячо возразил Аникеев. – Будь вы на моем месте?
– Я не ювелир и никогда им не был, – заметил Иван Васильевич. – Поэтому, очевидно, вы правы: у нас с вами разный склад ума и характера. Вы склонны проявлять подозрительность в одном отношении, я – в другом.
Аникеев обладал приятной наружностью такого рода, которая появляется у людей, никогда не сталкивавшихся с настоящей нуждой, заставляющей и агнцев напяливать волчью шкуру. Аникеев же всегда оставался упитанным, хорошо ухоженным овном. И не намеревался изменять свое обличье и впредь. Насилие, учиненное над ним бандой Пантелеева, было грубейшим посягательством на этот священный принцип, и Аникеев чувствовал себя растерянным, едва ли не оскверненным. Он даже не возмущался.
– С этими новыми властями никогда ведь не знаешь заранее, – сказал он. И тотчас покраснел, спохватился: – Виноват, я, кажется, вас задел.
– Отчасти я представляю новую власть, – согласился Иван Васильевич, – поэтому впредь рекомендую вам быть осмотрительнее в высказываниях. Вы хотели сказать, что намерение группы сотрудников ГПУ произвести обыск на вашей квартире не вызвало у вас удивления?
– Да.
– Почему?
– Потому что я богат, – просто сказал Аникеев.
– Резонно, – вздохнул Иван Васильевич. – А никакими незаконными делами вы, случайно, не промышляли? Скажем так, прибавочно к основному занятию?
– Что считать незаконными делами? – ничуть не смутившись, ответил Аникеев. – Вчера что-нибудь считалось почтенным занятием, а сегодня за то же самое арестовывают и топят на барже посреди Невы… Как можно предугадать? Как вам уже известно, я ювелир. Продажа и покупка ювелирных украшений.
– И больше ничего?
– Ничего-с, – отрезал Аникеев.
– Откуда же в таком случае подспудное чувство вины перед новой властью?
Аникеев отмолчался.
Иван Васильевич сказал:
– Ну хорошо. Оставим тонкости классовой борьбы в целом и вашего душевного устроения в частности и вернемся к фактам.
– Факты, – сказал Аникеев, – таковы. Посреди дня в мою квартиру в Чернышевом переулке позвонили. Домработница Стефания Ломакина открыла дверь. Вошли двое. Одеты чисто. У одного френч, у другого кожаная куртка. У обоих фуражки военного образца. Предъявили документы.
– Гражданка Ломакина посмотрела документы?
– Гражданка Ломакина вчера как из деревни и к тому ж неграмотная, – сказал Аникеев. – Запугать такую ничего не стоит.
– А они запугивали?
– Нет, напротив. Любезно ей показали печать и подпись самого товарища Дзержинского.