Фарватер Чижика
Шрифт:
А сам сижу на лекции. Девочки — нет. Девочки готовят «Поиск», последние штрихи перед отправкой в типографию. Помимо Сименона, гвоздем номера будут воспоминания старых революционеров: номер-то ноябрьский. Не просто воспоминания, а остросюжетные: как уходили от слежки жандармов, как боролись с провокаторами. Главное — как казнили Гапона. Материал-то отличный, от старого большевика, товарища Петраненко, но трудно было залитовать. Все сомневались, можно ли. Но я через генерала Тритьякова получил отзыв Андропова. Юрий Владимирович сказал, что не только можно, но и нужно, и очень даже своевременно опубликовать воспоминания ветерана. Чтобы провокаторы и предатели знали: не уйти им от справедливого возмездия!
Девочек, конечно, за пропуск лекции спрашивать не станут. Даже и не подумают. Не тот уровень — спрашивать. Выполняют ответственное поручение товарища Андропова к годовщине Октябрьской Революции, поди, спроси. Потом белых медведей спрашивать будешь.
А я вот тут сижу. Из солидарности с Сусликом. Мы ведь свойственники. Он женат на Марии, сестре жены моего отца. И я и девочки — крестные молодого Суслика. Не совсем по форме, но по содержанию — точно.
Все друг другу кумовья, или даже крестники, да.
Вот что любопытно: в каждом семестре у нас общественные науки. История партии, истмат, диамат, политэкономия, сейчас вот научный коммунизм, синий учебник, ещё пахнущий типографией. Лекции, семинары, учебники, конспекты ленинских работ. В сумме общественным наукам отведено часов больше, нежели любому лечебному предмету. Получается, из нас готовят революционеров. Но революционных настроений не видно, так, отдельные искорки, которые воспринимаются в целом негативно и тут же заливаются из пенного огнетушителя. Или углекислотного. Искорка тут же и гаснет. В целом же люди пассивны: наше дело телячье, где привяжут, там и стоим. Партии виднее. Начальство знает. Нет, даже не так. Нам все равно, от нас ничего не зависит. Получается, учение не впрок? Или это вроде вакцинации — безопасные дозы под контролем, чтобы появилась невосприимчивость к революционной активности? Как вакцинируют от оспы — чтобы ликвидировать как явление?
Нехорошие мысли. Не наши. Не комсомольские. Но ведь к чему сводят сейчас комсомольское движение? Быть на побегушках. Партия сказала — комсомол ответил «есть» — и всё. На субботник выйти, в колхоз поехать, или вот — на БАМ. БАМ — это, конечно, могучая стройка. Но строительство — это инженерная задача, экономическая задача, а не политическая. Хотя и политическая тоже, конечно. Как и уборка картофеля и сахарной свёклы. Или сбор макулатуры. Вот и вся политика, доступная комсомолу.
Положим, и это лучше, чем ничего. Сельхозотряды нашего института не только в области известны. Если на обыкновенной картошке можно заработать только бронхит, то в сельхозотрядах за лето — и три, и четыре, и пять сотен. Со строительной специальностью, или трактористы-комбайнеры — даже больше. Для студента это хорошие деньги. Да для любого хорошие деньги. Джинсы купить, магнитофон, или просто в семью отдать, у кого как. Суслик и в сентябре не отдыхал, продолжал работать. Освоил ремонт и наладку доильных аппаратов. Нужная специальность. Врач заработает сто десять рублей в месяц, пусть в сельской местности сто двадцать пять, а наладчик доильных аппаратов на аккордной оплате — триста. И это Суслик, а матёрый мастер больше. Вот и думай, голова, кем быть, кого больше народное хозяйство ценит.
После ранения подобные мысли не то, чтобы стали чаще приходить. Хуже: уходить из головы не хотят. Кажется мне, что наш бронепоезд на запасном пути стоит, а ехать ему некуда. Рельсы давно сдали на металлолом. А по земле поезда далеко не продвинутся. И перспектив у бронепоезда никаких. Стоять, покрываясь ржавчиной в забвении и в надежде на переплавку.
А потом — атомная война, огонь и смерть. И крысы, крысы…
Астенический синдром как следствие напряженной турнирной жизни плюс два ранения. Два ранения — перебор. И пусть первое было легкое, да и второе не смертельное, но хорошего-то мало. Что я, притягиваю неприятности? Раз обошлось, два обошлось, но судьба кувшина, повадившегося по воду ходить, меня не прельщала.
Но что проку в пустом кувшине, стоящем на полке в кладовке?
Тут уж выбирай, быть целым, или быть нужным.
Мысли скакали, как конь по шахматной доске.
В шахматах кони и слоны относятся к лёгким фигурам и считаются равноценными. Примерно. Чигорин больше любил коней, Стейниц — слонов. Стейниц дважды победил Чигорина в матчах на звание чемпиона мира, что говорит в пользу слонов. Или просто Стейниц был сильнее, а слоны ни при чем. Слоны лучше в открытых позициях, кони — в закрытых. Отсюда и скакать нужно.
Беру. Беру индивидуальный план обучения! Ведь это не обязательно растягивание курса, напротив, индивидуально можно закончить институт быстрее! Как Ленин Казанский университет. Беру пример с Владимира Ильича! Вот сегодня и схожу в деканат. Не откладывая на завтра. Или сразу в ректорат? Высвободится время — с шахматной школой Антону помогу. Девочкам с журналом. Просто спать стану до восьми утра. Даже до половины девятого. Книжки хорошие почитаю, спокойные, где никто никого не убивает, а то все рукописи да рукописи, многие сегодня считают, что чем больше трупов, тем лучше детективный роман. Вот Хэрриота привёз из-за кордона, ветеринара, интересно пишет. Может, перевести его да издать? Нет, не по нашему профилю. А неплохо бы и другой журнал затеять, «Семейное чтение» или что-то вроде.
Не потянет наш Черноземск еще один толстый журнал? Ну, во-первых, потянет, а во-вторых, почему непременно Черноземск?
И чем ближе был конец лекции, тем больше мне нравилась эта идея.
Может быть.
После лекции у нас военка. Лишь тот врач чего-либо стоит, который умеет защищать любезное наше Отечество. И потому нас обучают военному делу, чтобы на выходе мы были не только врачами, но и лейтенантами. Подумать только, другие специально поступают в военные училища, стойко перенося тяготы и лишения процесса превращения штатского раздолбая в офицера, а мы получаем звездочки практически нечувствительно, между щами. О девушках и не говорю, их и вовсе практически не тревожат ни строевой подготовкой, ни обороной по линии Им-Зик — Ам-Дам.
Хотя я не очень этому рад. Мы многое изучаем чрезвычайно поверхностно. Психиатрию, фтизиатрию, рентгенологию, офтальмологию и так далее и так далее. Это даже не уровень фельдшера, это уровень парамедика Абдула. Но ведь военное дело — штука серьёзная. Очень. Ну какой из Суслика офицер, он и материться-то не умеет. Да и я тоже. А офицеры матом не ругаются, офицеры матом разговаривают. Так уж повелось в Рабоче-крестьянской Красной Армии. Из царской армии, говорят, пришло, тяжелое наследство былых времен. Особенно флота. Без мата ни паруса поднять не могли, ни якорь отдать. Нет, сейчас, конечно, всё иначе. Культурно. Ага. Конечно. Разумеется. Иначе и быть не может.
Нашим группам, первой и второй, достался капитан Мирзопомадский. То ли из-за нестандартной фамилии, то ли по иной причине, но был он строг. Справедлив — еще не знаем, но строг, не отнять. На военной кафедре он первый семестр, а прежде служил в Монголии, как говорили знающие люди. Из Монголии он и привнес чингисхановские порядки. Всех заставил постричься накоротко, и всем дал понять, что мы лишь глина в руках гончара. Слепит, обожжет, а там видно будет.
Ко мне он тоже придрался. Не к прическе, она у меня короче некуда. К костюму. Не понравился ему мой чесучовый костюм. И галстук-бабочка не понравился. Это там, на сцене одевайтесь фон-бароном, сказал он мне. А на занятия приходить следует в тёмном костюме и нормальном галстуке. Мы здесь не в бирюльки играм.