Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана
Шрифт:
Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем ученые поставят последнюю точку в исследовании происхождения афганских войн, а также посильного участия в них России, а затем и СССР. Хотя многие уже сегодня хотят получить ответ на вопросы «кто виноват?» и «что делать?», имея в виду войну 80-х гг. прошлого столетия. Ответы на эти вопросы звучат зачастую самые противоположные, все зависит от того, чьи уста их произносят. Кабинетные исследователи говорят и пишут одно, а те, кто смерти в лицо смотрел да пыль афганских дорог глотал, – совсем другое. Кто же из них прав? Правы и те и другие, потому что каждый видит Афганистан со своей колокольни, зачастую анализируя российско-афганские отношения лишь нескольких последних десятилетий. Всестороннее же осмысление еще не
Вглубь – в специфику афганских дел, нашего понимания этой страны, ее истории, особенностей национального характера. Ведь это наш сосед на веки веков, а соседей, как говорится, не выбирают.
Вширь – в нашу собственную давнюю и недавнюю историю, подход к мировым делам, теорию, практику и этику внешнеполитической деятельности.
Без всего этого мы уподобимся человеку, который, поскользнувшись и ушибив при падении голову об угол дома, начинает бешено колотить этот злосчастный угол кулаками, вместо того чтобы посыпать скользкое место песком. Ибо нашей реальной проблемой в 1979 г. был не Афганистан, а мы сами.
При серьезном анализе восточных архивов не вызывает сомнений тот факт, что «индийской мечте» не два века от роду, а гораздо больше, что у нее довольно глубокие корни. Вспомнить хотя бы известные со времен Древней Руси предания о «велицей реце Ганге, яже из Рая течет», о сказочном Индийском царстве, праведном, изобильном, чудесном, где «нет ни вора, ни разбойника, ни завистливого человека, потому что земля полна всякого богатства».
Так уж получилось, что изначально Афганистан оказался на пути имперских устремлений России к Индийскому океану. Деловой интерес к далекой и сказочно богатой Индии со стороны главных российских купцов – царей начал проявляться еще в XVII в. Уже тогда Московия стремилась к постоянной, систематической связи со странами Востока.
Торговый представитель Швеции в Москве Иоганн де Родес предлагал боярину Милославскому, тестю царя Алексея, организовать кампанию из крупных европейских коммерсантов, которая, пользуясь русским путем, завладела бы не только всей персидской торговлей шелком-сырцом, но и долей торговли с Индией и Китаем. Лишь неспокойная обстановка в государстве Российском не позволила купцам осуществить свои замыслы.
Вплотную к воплощению идеи де Родеса российское купечество подошло лишь в период правления Петра Великого. Только-только провозглашенная империя нуждалась в новых землях и товарах. Поход Петра I, осуществленный на нескольких судах по Каспию из Астрахани к персидскому побережью, наряду с другими целями, преследовал и такую, как проведение рекогносцировки, результаты которой император намеревался использовать при подготовке индийского похода. По сохранившимся сведениям, в беседе с морским офицером Соймоновым 27 июля 1722 г. его величество в следующих словах объяснил ему политическую цель грандиозной Каспийской операции: «Был ты в Астрабадском заливе? Знаешь ли, [что] от Астрабада до Балха и Бадакшана на верблюдах только двенадцать дней ходу. Там, в сей Бухарии, сердцевина всех восточных коммерций… И видишь ты горы и берег подле оных, до самого Астрабада простирающихся… И тому пути никто мешать не может». Из этих слов явствует, что еще тогда Петр I устремлял свой пристальный взгляд вглубь территории стран Среднего Востока. Недаром уже 23 августа 1722 г. Сенат приветствовал его военные успехи на Каспийском море не иначе как вступление на «стезю Александра Великого», тем самым недвусмысленно намекая на поход последнего в Индию.
На смену этим первым, робким, так и не осуществленным попыткам похода на Восток, со временем как из рога изобилия посыпались новые проекты, один другого стоящие. Общее в них было одно – при соприкосновением с жизнью они лопались как мыльные пузыри. Вот только некоторые из них.
В 1791 г. француз де Сент-Жени предложил Екатерине II конкретный план индийского похода, который должен был начаться манифестом императрицы о восстановлении династии Великих Моголов. Поход предполагалось вести из Оренбурга через Бухару и Кабул.
В 1800 г. другой француз, на этот раз более именитый, – Наполеон, предложил императору Павлу совместную экспедицию в Индию:
«Изгнать навсегда англичан из Индостана, освободить эту прекрасную и богатую страну от британского ига, открыть новые пути торговли и промышленности – такова цель похода, достойного обессмертить первый год XIX столетия и государей тех стран, которые задумали это полезное и славное дело». Предполагалось, что русские и французские войска – всего до 70 тысяч человек, – соединившись на южном берегу Каспия, в Астрабаде, далее двинутся «через Герат, Ферах и Кандагар и скоро достигнут правого берега Инда».
Остается лишь гадать, почему этот план так и не был осуществлен, почему Павел, поначалу с энтузиазмом принявший предложение Наполеона, решил вдруг отказаться от совместных действий и рассчитывать лишь на собственные силы.
Павел самостоятельно взялся за выполнение этой идеи. В конце 1800 г. произошел разрыв дипломатических отношений с Англией, а 12 января 1801 г. атаман донских казаков Орлов получил собственноручное письмо Павла, которое гласило: «Поручаю сию экспедицию Вам и Вашему войску, Василий Петрович, соберитесь Вы с оными и выступите в поход к Оренбургу, откуда любою из трех дорог или всеми вместе пойдете с артиллерией прямо через Бухару и Хиву на реку Инд и на заведения англицкие на ней лежащие. Цель все сие разорить и угнетенных владельцев освободить и ласкою привесть России в ту же зависимость, в какой они у англичан, и торг обратить к нам… Помните, что вам дело до англичан только и мир со всеми теми, кто не будет им помогать; и так, проходя их, уверяйте о дружбе России… Мимоходом утвердите Бухарию, чтоб китайцам не досталась… Войско того края такого же рода, как и Ваше, так имея артиллерию, Вы имеете полный авантаж. Приготовьте все к походу.
Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги… Все богатство Индии будет вам за сию экспедицию наградою…».
Поход на Восток начался в конце февраля 1801 г. Пехоту решено было не брать, только конницу – 22 тысячи казаков и 500 калмыков при 24 орудиях. Шли быстро – по 30, по 40 верст в сутки.
«Экспедиция весьма нужна, и чем скорее, тем вернее и лучше…» – торопил император Павел…
Справедливости ради следует сказать, что идея избавить Индию от британского гнета и установить с ней торговлю принадлежала вовсе не Павлу. Его мать, Екатерина Великая, однажды «высказала в своем восторге, что она не умрет прежде, покуда не доступит мира середины, не учредит торга с Индией или с Гангеса злато не сберет», – вспоминал Державин. Екатерина II не успела исполнить обещанное. Русские войска, уже покорившие Дагестан и готовые идти дальше на юг, были отозваны обратно.
Однако и Павлу не суждено было осуществить индийскую мечту – не прошло и двух недель после начала похода, как император был убит заговорщиками. Правда, казаки не скоро узнали об этом и еще больше месяца продолжали движение. Шли трудно – без обозов и лазарета, даже без карт, по бездорожью, утопая в глубоких снегах и злых степных метелях, страдая от холода и бескормицы, теряя людей. Потом вдруг настала оттепель – при переправе через Волгу, провалившись под ослабевший лед, едва не погиб целый полк…
Столичные новости нагнали войска лишь на седьмую неделю похода, в середине апреля, когда в полках, буквально валившихся с ног от усталости и истощения, уже поднимался глухой ропот. Если верить свидетельству атамана Платова, казаки все громче ворчали, что-де «всем нам сложить здесь свои головы», и уже открыто «отказывались идти далее», подумывая даже «передаться туркам». И еще неизвестно, как бы все закончилось, не настигни их курьер с известием о смене царствования и приказом поворачивать обратно.