Фатальная миссия
Шрифт:
– Ему набрать не смогу, - отрезал Андрей.
– Этому битюгу ведер десять надо. Да и ни к чему ему пока вода: я же тебе говорил, его запасы в горбах.
"Вот мерзавец!
– вскипел Молчун.
– Специалист выискался по верблюдам. А то, что я верблюд особенный, ему невдомек. Может, как раз меня надо трижды в день поить!"
– Андрюша, миленький, ну хотя бы немножко, - стала канючить Катя.
– Ведь ему же обидно...
– Этого Азиза я начинаю понимать, - проворчал Андрей, но вновь припал к источнику. Катя стала по горсточке носить воду "верблюду" и тому ничего не оставалось делать, как эту ненужную воду пить. Впрочем,
– Правда не хочет!
– обрадовалась Катя.
– Кончились твои мучения, мой Квазимодо.
– Вот уже и Квазимодо, - хохотнул Андрей.
– Давно ль еще Ромео был?
– И снова скоро будешь, - припала к нему Катенька.
– Не пройдет и часа, как над нами раскинется звездный полог, взойдет сияющая луна, и мы забудем обо всем, кроме любви...
И вдруг добавила более прозаически: - Но пока неплохо бы чем-то перекусить. Ты такой умный, воду нам добыл, может, и рыб с крабами добудешь? А я бы их напекла-нажарила...
"Действительно, товарищ умелец, - заинтересовался Молчун, - давай, напрягись! Я бы, конечно, мог вас морепродуктами завалить, но погожу".
Только Андрей и тут не сплоховал: походил-походил по берегу и по воде вдоль берега, поотваливал камни и принес-таки несколько крабов. Потом снял рубашку и, заводя ее пузырем за валуны, поймал две рыбки.
– Хватит, Андрюша, - крикнула Катя, уже соорудившая костерок из скудного хвороста и пристукнувшая крабов.
– Тащи сюда, я сделаю опалишку!
– А что, верблюда рыбой кормить не будем?
– не удержался от колкости Андрей.
"Н-ну, погоди!
– осатанел Молчун.
– Вот приму я человеческий облик и так тебя отделаю!"
– Иди сюда, глупый, и сооружай спальное место, - улыбнулась Катя.
– А то солнце через двадцать минут уйдет за горизонт и наступит тьма кромешная.
"Куда б мне деваться, пока они любовью этой будут заниматься, - затосковал Молчун.
– Ведь доймут опять..."
"А ты разделись на верблюда и верблюдицу, - съерничала из неведомой дали "чайка" - глядишь, тоже скоротаешь ночку в радостях любви".
"Отстань, паршивка!
– взъярился Большой Молчун.
– В саранчу превращу!"
Беглецов настигли наутро. В этот раз не было ни черных коней, ни бурнусов, а была современная яхта и мощная оптика. Яхта шла вдоль берега в сторону Омана со скоростью десять узлов в час и скрыться от ее окуляров было практически невозможно. Молчун преследователей откровенно прошляпил, потому что не сообразил создать вторую "чайку" для обозрения тыла. Андрей и Катя как раз заканчивала завтракать (мужчина вновь проявил завидную ловкость в рыбалке), когда их окликнули с моря в мегафон. Они кинулись было к отвесному обрыву, потом в воду, но от яхты уже мчался катер с вооруженными людьми. Сначала Молчун хотел вмешаться и устроить нападавшим большой тарарам, но вовремя спохватился: уши, инопланетные уши! А потом понял и выгоду складывающейся ситуации: вряд ли Катю и Андрея казнят немедленно, это должно быть сделано по мусульманским законам публично - в назидание потенциальным прелюбодеям. Значит, их транспортируют в Аден, где произошло преступление или даже в столицу (как бишь ее, Сана что ли?) пред светлые очи президента или все-таки короля? Вот там я и вмешаюсь - если лже-резидента в Йемене нет. Если же это именно он... то, простите ребята, я ведь на задании.
Так что "верблюд"
Молчун лежал, вытаращив глаза и не дыша, потрясенный попыткой двойного самоубийства. И перевел дух лишь заметив признаки жизни у спасенных. "Какое счастье, какое счастье..." - тупо повторял он, глядя, как его подопечных перегружают на яхту и уносят во внутренние помещения, как яхта разворачивается и уходит к мысу, потом за мыс... О нем же никто и не вспомнил.
Яхта шла к Адену уже вторые сутки. Невысокий, полноватый Азиз, безостановочно мотавшийся по палубе, встрепенулся, завидев выходящего из санузла доктора.
– Так что, хабиб, я могу, наконец, поговорить с женой?
– Теперь можешь, она в состоянии разговаривать. Но стоит ли, Азиз? Ведь ее участь предрешена?
– Стоит или нет, позволь мне решать. Я должен посмотреть в ее лживые, змеиные глаза!
С этими словами обманутый муж вошел в санузел - не заметив, что в притвор двери успел юркнуть и корабельный кот, тотчас скрывшийся под койкой, на которой лежала почти неузнаваемая Катенька.
Куда подевались ее сияющие глаза, нежные щеки, лукавые губы и чувственная грация? Из нее словно вынули душу, а вместе с душой и часть плоти, отчего Катя враз осунулась, померкла. Впрочем, в глубине глаз, обратившихся на него, Азиз различил металлический холодок, от которого его гнев вернулся.
– Хороша ты, Катя, нечего сказать, - заговорил он по-русски.
– И вот такой ты мне сейчас очень нравишься. Тощей, черной, безобразной, никому не нужной.
Не дождавшись ответа, он продолжил: - Хочешь, верну тебя к себе, первой женой? Посажу в почетный угол и буду показывать остальным женам: видите, как сладостно любить чужого мужчину? Какие от этой любви получаются черные очи, впалые щеки и синие губы?
– Хватит паясничать, Азиз, - прервала его жена.
– Ничего ты не вернешь и сердце свое не утолишь. Не спорю, я ошиблась, только не с Андреем, а когда-то с тобой. Но что об этом говорить, пустое дело. Моя участь мне известна, и ты не в силах ее изменить, даже если бы захотел. Ваш мир - душный мир. Жаль, что я этого вовремя не поняла.
– Наш мир - справедливый мир. Это вы живете как попало и с кем попало, то сходитесь, то расходитесь и плодите безотцовщину. У нас же каждый ребенок знает своего отца, дедов и прадедов. У нас все защищены законами шариата. Но если ты изменила мужу, то по тому же закону неминуемо понесешь кару и посмей мне сказать, что она не заслужена.
– Я уже все тебе сказала, Азиз.
– Но я не все сказал. Я ли тебя не любил? И тогда, в Москве, и здесь, в Адене. Знаю, тебя не смущали мои другие жены, потому что ты продолжала чувствовать мою любовь именно к тебе. Эта любовь меня и подвела, из-за нее я позволил тебе бывать с русскими, позволил им любоваться тобой, говорить с тобой, увлечь тебя. И вот теперь из-за своей любви я совсем тебя потеряю. Как мне жить после твоей смерти?
– Я верю, что ты горюешь искренне, Азиз. Но ты переживешь это горе. Напомню тебе французскую поговорку: лучшее лекарство от любви - другая любовь.