Фатальная ошибка

Катценбах Джон

— Нет-нет!

— В мужчину?

— Нет.

— В другую женщину?

— Да нет же!

— Ты просто больше не любишь меня?

— Я не знаю, что и кого я люблю. Я чувствую… даже не знаю, как это сказать… ну, будто я тускнею, как старая фотография.

Хоуп сочла, что это псевдоромантическое заявление, полное жалости к себе, сейчас крайне неуместно, и, разозлившись, с трудом сдержалась, чтобы не дать выход накопившемуся раздражению.

— Знаешь, Салли, — произнесла она так холодно, что это удивило ее саму, — у меня нет желания обсуждать все нюансы

твоего душевного состояния. Ясно, что все идет наперекосяк. Что ты собираешься с этим делать? Я уже не в силах жить здесь, словно на минном поле. Либо нам надо расстаться, либо… я не знаю что. Что ты предлагаешь? Я не могу больше болтаться в подвешенном состоянии, как на каком-нибудь аттракционе.

— Я не обдумала это толком, мне было не до того, — покачала головой Салли.

— Ах вот как! — вскипела Хоуп. Она даже почувствовала укол совести оттого, что злость доставляет ей такое удовлетворение.

Салли хотела было ответить, но не стала.

— Сейчас меня волнует другая проблема, — сказала она. — И она касается нас обеих, нашей жизни.

Салли вкратце рассказала Хоуп о письме из Ассоциации адвокатов и о том, что большая часть их сбережений пропала — по крайней мере, на данный момент, так что ей потребуется немало времени, чтобы отыскать пропавшие деньги и вернуть их, оформив соответствующие документы.

Хоуп в ужасе слушала ее.

— Ты шутишь? — воскликнула она.

— Если бы!

— Но это же были не только твоиденьги, но и моитоже! Ты должна была посоветоваться со мной.

— Надо было действовать быстро, чтобы Ассоциация не наложила на меня санкции.

— Это понятно. Но не оправдывает того, что ты не пожелала снять чертову телефонную трубку и сообщить мне об этом.

Салли ничего не ответила.

— Итак, мы не только на грани разрыва, но, оказывается, еще и разорены?

Салли кивнула:

— Не совсем, конечно. Но до тех пор, пока я не разберусь…

— Да-а, это просто потрясающе. Превосходно, блин, дальше некуда! И что, скажи на милость, мы теперь будем делать?

Хоуп встала и принялась мерить шагами гостиную. Она была в такой ярости, что ей казалось, будто в комнате становится то темнее, то светлее, как при колебаниях напряжения в сети.

Салли хотела ответить: «Я не знаю», но тут зазвонил телефон.

Хоуп крутанулась на месте, уставилась на аппарат испепеляющим взором, словно он был виноват во всех их несчастьях, и устремилась к нему, бормоча по дороге ругательства.

— Да? — резко бросила она в трубку. — Кто это?

Салли, пришибленная вторгшимся в их жизнь хаосом, заметила, как вдруг застыло лицо Хоуп.

— В чем дело? — спросила она. — Что-нибудь случилось?

Хоуп ничего не ответила, слушая собеседника на другом конце провода. Затем она кивнула и произнесла:

— Господи Исусе, черт побери! Сейчас я дам вам ее. — Повернувшись к Салли, она сказала: — Да. Нет. Поговори с ним сама. Это Скотт. Тот подонок опять преследует Эшли и играет по-крупному.

Скотт

приехал через час. Позвонив в дверь, он услышал лай Потеряшки. Ему открыла Хоуп, и секунду-другую они, как обычно, неловко молчали, затем Хоуп, посторонившись, сказала:

— Привет, Скотт. Заходите.

Он удивился, увидев ее заплаканные глаза, так как считал, что в паре Хоуп-Салли шишки достаются в основном Салли. Впрочем, у его бывшей жены характер был тоже не сахар.

Войдя в гостиную, он, вместо приветствия, спросил:

— Ты говорила с Эшли?

— Пока ты ехал сюда, — кивнула Салли. — Она повторила мне все то, что рассказала тебе. Она потеряла работу, и у нее неприятности в колледже. — Салли вздохнула. — Боюсь, мы недооценили настойчивость Майкла О’Коннела.

— Хм, настойчивость. Мягко сказано. Но вряд ли мы могли предвидеть это. Однако мы должны помочь Эшли выпутаться.

— Мне казалось, что ты тогда ездил в Бостон именно с этой целью, — холодно бросила Салли, изогнув брови. — И прихватил с собой пять тысяч аргументов.

— Да, — так же холодно отозвался Скотт. — Но это не сработало. Давайте думать, что делать дальше.

Все замолчали.

— Эшли надо помочь! — не выдержала Хоуп. — Но как? Что мы можем предпринять?

— Есть же, в конце концов, законы, — сказал Скотт.

— Да, но как ими воспользоваться? — продолжала Хоуп. — И какие именно законы этот тип нарушил? Он не нападал на нее, не бил, не угрожал. Он твердил, что любит ее, преследовал ее и портил ей жизнь с помощью компьютера. Это нанесение вреда с помощью мошенничества.

— Это преследуется законом, — заметила Салли, но осеклась.

— Вряд ли это сводится к компьютерному мошенничеству, — возразил Скотт.

— Оно было анонимным, — вздохнула Салли.

Все опять удрученно замолчали. Скотт, откинувшись на спинку стула, объявил:

— У меня неделю назад возникла очень неприятная проблема. Неприятность была учинена мне анонимно с помощью компьютера. Мне вроде бы удалось справиться с этой проблемой, но…

— У меня случилось то же самое, — сказала Хоуп, помолчав.

Салли удивленно вскинула голову, а Хоуп, указав на нее пальцем, добавила:

— И у нее тоже. — Она встала. — Я думаю, всем нам не мешает выпить. — Направляясь на кухню за новой бутылкой вина, она бросила через плечо: — И как следует.

Салли и Скотт растерянно переглянулись.

* * *

Сидящий напротив меня офицер Массачусетского управления полиции казался на первый взгляд довольно приятным человеком и ничем не напоминал жесткого, уставшего от несовершенства мира персонажа полицейских романов. Он был среднего роста и обыкновенного сложения, носил синий блейзер и скромные брюки цвета хаки. Волосы песочного цвета были коротко острижены, над верхней губой кустились трогательные усики. Если бы не девятимиллиметровый «глок», поблескивавший ледяной чернотой в кобуре у него под мышкой, его можно было бы принять за страхового агента или университетского преподавателя.