Фатальная ошибка
Шрифт:
Майкл был наделен от природы не только привлекательной внешностью, но и необыкновенно острым зрением. Он без труда различал фигуру Эшли в толпе, находясь за квартал от нее, и сейчас, пристроившись у одного из дубов, стал неспешно ее высматривать. О’Коннел знал, что его не заметят, — он был слишком далеко, слишком много народа было вокруг, слишком много транспорта на проходившей рядом улице, слишком ярко светило октябрьское солнце. Кроме того, он обладал очень полезной способностью сливаться, подобно хамелеону, с окружающей средой.
В забегаловке, облюбованной алкоголиками и разными сомнительными типами, Майкл слыл крутым парнем. Но и в студенческой компании он легко сходил за одного из своих. Заплечная сумка, до отказа набитая компьютерными распечатками, помогала создать нужное впечатление. Ловко маневрируя между двумя этими мирами, он полагался на неспособность окружающих вглядеться в него и понять, кто он такой на самом деле.
«Если бы им это удалось, — думал О’Коннел, — они бы здорово испугались».
Он быстро обнаружил в группе студентов рыжевато-белокурую голову Эшли. Полдюжины молодых людей сидели кружком, жуя, смеясь и переговариваясь. Случись ему оказаться в этой компании седьмым, он держался бы очень скромно. Он без труда сочинял сходившие за правду истории о себе самом — кто он такой, откуда родом и чем занимается, — но в обществе боялся зайти слишком далеко, ляпнуть некстати что-нибудь неправдоподобное и утратить доверие, которое было для него очень важно. Наедине же с какой-нибудь девушкой вроде Эшли ему ничего не стоило покорить ее, притворившись, что он нуждается в женском участии.
О’Коннел наблюдал за студентами, чувствуя, как в нем нарастает гнев.
Ощущение было знакомое; он любил его и в то же время ненавидел. Это был совсем не тот гнев, который он испытывал, готовясь к драке, препираясь с очередным работодателем, или домовладельцем, сдававшим ему маленькую квартирку, или со старой соседкой, досаждавшей ему своими косыми взглядами и бесчисленными кошками. Он мог выступить против любого количества людей и завязать с ними драку — это было ему раз плюнуть. Но Эшли будила в нем совсем иные чувства.
Майкл знал, что любит ее.
Наблюдая за девушкой с безопасного расстояния, никем не замечаемый, он изнемогал. Он пытался расслабиться, но не мог. Он отворачивался, потому что смотреть на нее было больно, но взгляд его тут же возвращался обратно, так как не смотреть было еще хуже. Когда Эшли смеялась, откидывая голову назад и соблазнительно рассыпав волосы по плечам, или наклонялась вперед, слушая кого-нибудь, это причиняло ему страдания. Если же она самым невинным образом касалась чьей-то руки, у него возникало ощущение, что ему в грудь вонзают острый клинок.
После этого Майкл всякий раз еще с минуту задыхался.
Вблизи нее он даже думать толком не мог.
Он нащупал в кармане брюк нож. Это был не швейцарский армейский нож многоцелевого
Майклу О’Коннелу нравилось носить с собой нож — он чувствовал при этом, что вооружен и очень опасен.
Иногда ему казалось, что он сплошь окружен еще не состоявшимися людьми. Все студенты, как и Эшли, стремились стать не тем, чем были до сих пор. Юридический факультет для чеканки новеньких юристов. Медицинский колледж для тех, кто хочет быть доктором. Художественное училище. Курсы по изучению философии. Курсы иностранных языков. Занятия для будущих кинематографистов. Все готовили себя к новой ипостаси, собирались вступить в то или иное профессиональное сообщество.
Порой О’Коннел жалел, что не пошел в армию. Он тешил себя мыслью, что его способности нашли бы там достойное применение, если бы командиры были в состоянии посмотреть сквозь пальцы на его нежелание подчиняться приказам. А может быть, ему следовало бы связать свою жизнь с ЦРУ. Из него получился бы отличный шпион. Или наемный убийца. Ему бы это понравилось, и он был бы там на месте. Стал бы кем-нибудь вроде Джеймса Бонда.
Вместо этого, как он понял, ему было суждено стать преступником. Главное, что его привлекало, — это опасность.
Он заметил, что группа, за которой он наблюдал, собралась уходить. Студенты почти одновременно поднялись на ноги, отряхиваясь и не обращая внимания ни на что за пределами окружавшего их ореола беспечности и веселья.
О’Коннел медленно двинулся следом, смешавшись с толпой прохожих. Он не сокращал расстояния между ними и не спускал глаз с Эшли, пока она, поднявшись вместе с другими по ступенькам, не исчезла за дверями колледжа.
Он знал, что занятия у нее кончаются в половине пятого. Затем она проведет два часа в музее, где подрабатывает. «Интересно, есть ли у нее какие-либо планы на вечер?» — подумал он.
У него-то были. У него всегда были.
— Но я тут не совсем понимаю кое-что.
— И что же именно? — спросила она терпеливо, как учительница, имеющая дело с туго соображающим учеником.
— Если этот парень…
— Майкл. Майкл О’Коннел. Красивое ирландское имя. И типичное бостонское. Таких О’Коннелов, должно быть, не меньше тысячи от Броктона до Сомервиля и дальше. Это имя наводит на мысль о мальчике с кадилом, прислуживающем в алтаре, о церковном хоре или пожарных в шотландских юбочках, играющих на волынках в холодный и бодрящий День святого Патрика.