Фатальный ход
Шрифт:
– Вы не любите работать? – изобразила удивление Морталюк.
– Не больше, чем любой из присутствующих, – уклончиво ответил Бондарь.
– Вы держитесь слишком самоуверенно. Не боитесь, что наше собеседование закончится прямо сейчас?
– Нет, – просто ответил Бондарь. – У меня много других вариантов.
– У нас тоже, – вставил Щусевич.
– Вы даже представить себе не можете, сколько отставных офицеров претендуют на тепленькое местечко, – поддержала помощника Морталюк. – Из разведки, из спецподразделений, из вашей конторы… Государство не ценит вас по достоинству. Оно бросило вас на произвол судьбы.
– Государству виднее, – пожал плечами Бондарь.
– С
– Я не карьерист, – сказал Бондарь. – Прежде у меня имелись кое-какие идеалы и принципы, но к настоящему моменту они отброшены за ненадобностью. Можете считать меня циником, мне это безразлично. Я хочу обеспеченной жизни, вот и все.
– Отрадно слышать, – улыбнулась Морталюк. – Но я тоже в высшей степени практична, поэтому плачу деньги только за то, что того стоит. Что вы умеете, Евгений Николаевич?
– Все, что должен уметь сотрудник контрразведки ФСБ, – ответил Бондарь. – Поверьте на слово, Маргарита Марковна, этого более чем достаточно.
– Я никогда не верю на слово. Никогда и никому.
– Разумно.
– Конечно, – чопорно произнесла Морталюк. – Если вы наводили обо мне справки, то должны знать, что я всегда поступаю разумно. – Она задумчиво посмотрела на хрустальный мундштук, который вертела в пальцах. – Поэтому мы поступим следующим образом. Сейчас я позову сюда своих секьюрити и велю им выдворить вас отсюда. – Взгляд Морталюк преисполнился издевки. – Очутившись за порогом, вы больше никогда его не переступите, Евгений Николаевич. Таким образом, дальнейшее зависит от вас. Проявите себя с лучшей стороны.
– А мы поглядим, какой вы специалист, – подал реплику Щусевич. – Гонор и профессионализм – совершенно разные понятия.
– Это вы верно подметили. – Голос Бондаря звучал подчеркнуто ровно. – Терпеть не могу зазнаек.
Судя по всему, он был готов добавить к сказанному еще пару слов, но тут Морталюк, которой надоело ждать, нажала кнопку вызова на своем телефоне. Дверь распахнулась. Разговоры кончились.
Шахов и Добрынин проработали в охране Морталюк достаточно долго, чтобы относиться к своим обязанностям с полной ответственностью. Оба поддерживали отличную физическую форму, постоянно практиковались в стрельбе и рукопашном бое, почти не употребляли спиртного и приучились держать язык за зубами, а зубы – крепко сжатыми.
Шахов был года на четыре старше напарника и несколько грузноват, но ни помолодеть, ни сбросить лишний вес у него не получалось. Порой он задумывался о том, чем станет заниматься, когда окончательно постареет и обрюзгнет, но никаких блестящих перспектив перед ним не открывалось. Из-за этого Шахов был человеком раздражительным и желчным, но случались моменты, когда он разительно преображался. Перехватив многозначительный хозяйский взгляд, устремленный на Бондаря, он моментально повеселел. Не так давно ему случилось вывихнуть плечевой сустав одному назойливому репортеру, и воспоминания о том, как визжал тот болван, были Шахову все равно что бальзам на душу.
– Выведите его отсюда, да не церемоньтесь, – распорядилась Морталюк, указав мундштуком на Бондаря. – Станет сопротивляться, калечьте.
«Йес, мэм», – ответил мысленно Добрынин, вынимая из уха проводок телесного цвета.
– Сделаем, – солидно произнес он вслух.
Его тайной страстью были боевики, причем любые – иностранные и наши, хотя, конечно, голливудская продукция нравилась Добрынину больше. Он был готов смотреть кино сутками напролет, методично перемалывая челюстями орешки, чипсы или ржаные сухарики.
Но Евгению было начхать на Добрынина, как и на Шахова. Вместо того чтобы визуально оценить противников, он продолжал стоять к ним спиной. А поза его сделалась не просто расслабленной, а совсем уж нелепой. Опершись обеими руками на никелированные спинки двух стульев, Бондарь подался вперед, чтобы укоризненно сказать Морталюк:
– Поступая таким образом, вы нарушаете Трудовой кодекс, Маргарита Марковна. Странное у нас получается собеседование.
Шахов и Добрынин одновременно шагнули вперед. Они не суетились, не спешили. Им представилась отличная возможность проявить свою преданность и исполнительность, поэтому обоим хотелось выполнить приказ как можно эффектнее. Шахов примеривался к пояснице наклонившегося Бондаря, решив для начала отбить ему почки. Добрынин представлял себе, как проделает удушающий захват с разворотом головы противника на девяносто градусов. Подмывало его также пнуть коленом обращенный к нему зад, однако это смахивало бы на мальчишество.
Морталюк, уловившая в голосе Бондаря нотки зарождающейся паники, ослепительно улыбнулась, как сделала бы это Мэрилин Монро, доживи она до убийства Джона Кеннеди. Их разделяла подкова стола, так что дотянуться до нее Бондарь никак не мог. Сзади к нему приближались охранники, каждый из которых представлял собой ходячую гору мускулистого мяса, снабженного некоторым количеством мозгового вещества. Морталюк уже предвкушала, как они собьют спесь с него, позволившего себе беседовать с ней в почти хамском тоне. Она ценила мужскую красоту, однако в первую очередь отдавала должное мужской силе. Перед ее мысленным взором промелькнули забавные картинки:
…вот капитана хватают за шкирку и волокут к двери, а он, моментально растерявший все свое самомнение, тщетно пытается вырваться из крепких рук охранников, умоляя Морталюк отменить приказ…
…а вот его, растрепанного и жалкого, с рубахой, выпроставшейся из брюк, выталкивают прочь, подгоняя тумаками и затрещинами… уцепившись за дверь, он хочет сказать что-то напоследок, но вылетает из зала, как пробка от шампанского…
Ничего подобного не произошло. Морталюк, вставлявшая сигарету в мундштук, замерла, некрасиво открыв рот. Злорадно похохатывавший Щусевич издал нечленораздельный звук, словно на его шее затянули невидимую удавку.
Силуэт Бондаря сделался размытым и прозрачным, так стремительно он крутанулся на месте. Разворачиваясь лицом к охранникам, Евгений подхватил стулья, за спинки которых держался. Выпущенные из рук, они взмыли в воздух, одновременно достигнув каждый своей цели.
Добрынин, проявивший завидную прыть, умудрился отреагировать на внезапную атаку. Его правая рука не только скользнула под пиджак, но и коснулась рифленой рукоятки пистолета. А вот порадоваться собственной ловкости Добрынин не успел. Сбитый стулом с ног, он, подобно девяностокилограммовой кегле, опрокинулся на пол, после чего в сознании приключился временный сбой. Его менее подвижный напарник, не мудрствуя лукаво, выставил перед собой руки и поймал стул за ножки, слегка ушибив при этом пальцы. Избавиться от мешающего предмета Шахову было не суждено.