Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти
Шрифт:
– Ты что же думаешь, Сыч, я настолько влип по твоей милости в дерьмо, что мне осталось только заткнуться? Мы, кажется, уже пришли с тобой к соглашению: мой пакет —твоя дружба. Или ты опять решил перекроить шкуру? Хватит угрожать мне, сам не напугайся.
– А я пугаю? – метис подбросил валежника. Под серым сомбреро, точно два вороньих крыла, качнулись густые длинные пряди волос.
– Только не меня. Одно могу сказать тебе, Сыч. Ты всю жизнь жил по закону ножа… От него и погибнешь.
Дель Оро посмотрел на него в упор. Индейские глаза его тотчас похолодели.
– Ты что же, служивый, думаешь, я растаю от твоих проповедей, как кусок масла? Хватит втирать мне мозги! Тебя ведь, верно, заставляли читать Библию, а? Ну так вот, весь этот кирпич уложится в трех годах моей жизни.– Полукровка с язвительной усмешкой посмотрел на выражение лица своего пленника. Колючие глаза так и шарили по драгуну с головы до пят, точно искали зацепку.—Знаешь, амиго, когда смерть дышит в затылок, делаешь странные вещи. А ты, похоже, игрок со смертью.
– Но не такой азартный, как ты, пикаро 24 .– По спине ротмистра пробежал холодок. Ему давно не приходилось встречать такого зловещего взгляда.
– Не зли меня, белый,– проводник помолчал, потом вдруг подался вперед, и лицо его в мгновение ока исказилось гримасой испепеляющей ярости.– Тебе же лучше, вонючий пес, если я останусь добрым… Иначе порежу тебя на ремни! И не вздумай наложить на себя руки, Симон. Клянусь матерью, я сдохну следом, чтобы свести с тобой счеты и на том свете. Ну-ка, скажи лучше, ты же был ближе к команданте… Это правда, что сыновья де Аргуэлло не ладят со своим папашей? Поправь, если я в чем ошибся, но мне так говорили.
24
Пикаро – мерзавец, мошенник, плут (исп.).
– Тебе не солгали. Но что это меняет?.. – Симон беспокойно посмотрел на бандита.
– А я думал, драгуны, как ты, умеют скрывать свои чувства,– метис, ковыряя свои черные ногти, с победной ухмылкой глянул на Бернардино.– Ну, а что это меняет… не твое дело, солдат.
– Пусть так. Но что делать, если губернатора не окажется в пресидии?
– Амиго! – Сыч удивленно развел руками и цокнул языком.– Ну разве это первые сложности в твоей жизни? Ты же хочешь жить? Значит, найдешь выход.
Внезапно кони забились на привязи. Оба насторожились, прислушиваясь к звукам, рождавшимся в глубинах леса. За мрачной завесой предрассветного сумрака притаилась незримая опасность. Возникнув неожиданно, она могла разодрать человека когтями, растоптать тысячью ног огромного стада, ужалить смертоносным ядом или прон-зить грудь острием копья.
Дель Оро вздрогнул и выпрямился. Чувства его напряглись и обострились до предела. Всем своим звериным существом он ощутил: что-то движется по лесу. Дым от ко-стра и терпкие испарения сырых трав мешали распознать запахи. Стоя плечом к плечу, они долго вглядывались в густую зелень. Ничто не шевелилось, не слышно было ни звука – только однообразный шум листвы да редкий звук падающих с ветвей капель. Ни одного подозрительного запаха не доносилось до их ноздрей. Но оба чувствовали, что опасность существует, и что она близко.
– Отвяжи лошадей! – шепнул Сыч, скакнул в сторону от захиревшего костра и тотчас же исчез из глаз Бернар-дино.
Миновав кустарник, Рамон пригнулся и тихо двинулся к тому дальнему месту зарослей, где, как ему показалось, слышался щелкающий звук. Незатушенный огонь отчасти помогал ему ориентироваться: слабый рубиновый отблеск очерчивал кусты и указывал верное направление; сам же он оставался невидимым для врагов.
Сыч продвигался медленно, часто замирая, сглатывая слюну, сжимая в руках карабин и пистолет. Глинистая почва разбухла от ливней, и благодаря этому он крался совершенно бесшумно.
Не доходя до зарослей орешника, Рамон остановился и долго выжидал. Щелканье слышалось отчетливее с каждой секундой. Оно напоминало звук тысяч и тысяч маленьких ножниц, лязгающих по всему фронту тянувшегося леса.
Волосы на голове метиса встали дыбом, когда кустарник вдруг ожил, зашевелился, а за ним вздрогнула и ожила трава, точно кто-то незримый настойчиво дергал ее и теребил.
Глава 11
Истошный вопль дель Оро известил Бернардино о случившейся беде. Ротмистр уже был в седле, когда послышался нарастающий шум. Сырой воздух прорвал крик, потом другой. В папоротниках мелькнул полосатый хвост какого-то животного. Затем затрещали ломающиеся ветви… Лошади встали на дыбы, и Симон едва удержался в седле, чтобы не сорваться на землю. А через секунду с горящими от ужаса глазами и вопя во все горло показался и сам Рамон.
– Красная смерть! Спасайся!
Дель Оро, теряя пистолет, не помня себя, вскочил в седло. При этом он взвыл, точно его резали заживо, и что было силы несколько раз ударил себя по ляжке.
У Симона перехватило горло, когда он увидел левую ногу проводника. Голенище сапога изгрызанными лохмотьями свисало с его щиколотки и блестело от крови.
Бернардино обернулся – и обмер. В десяти футах от него, насколько хватало глаз, шевелилась земля. Миллионные полчища муравьев-кочевников, точно красные волны, затопляли весь лес.
– Гони! – крик дель Оро вывел Симона из столбняка. Обезумевшие лошади, казалось, не чувствовали шпор. Они уносили всадников, перемахивая через колодины и заросли, ручьи и затопленные ручьями лагуны.
Ротмистру впервые пришлось столкнуться лицом к лицу с этими тварями. Хотя он не раз слышал в пуэбло от старожилов о «красном потоке смерти». «Движутся они часами, а то и днями,– делились бывалые зверобои.– Густыми колоннами в несколько лиг шириной… и нет преграды для них: люди, звери и птицы – все уходят от этой чумы, а те, кто не успевал… от них находили лишь дочиста обглоданные кости да медные пуговицы, если такие имелись…»
Лес начал редеть, впереди обозначилась каатинга 25 , когда Бернардино резко повернул своего скакуна на север. Там был Монтерей, и он решил рискнуть. Карабин дель Оро не заставил себя ждать. И Симону даже подумалось, что он ощутил привкус пороховой гари. Драгун наподдал жеребцу так, что кавалерийские шпоры стали алыми.
Но грянувший следом выстрел, казалось, расколол голову Бернардино надвое.
* * *
Без сознания он, правда, оставался недолго, придя в себя от укусов слепней. Ощущая тошноту, Симон приподнял голову: в двух ярдах от него храпел издыхающий конь, в горячем глазу его отражались застывшие голубые облака.
25
Каатинга – зона низкорослых редких деревьев и кустарников.