Фатум. Том второй. Кровь на шпорах
Шрифт:
– Madre de Dios! Mira, que Bolito! 8– против воли сорвалось с губ братьев Гонсалес, когда они вместе с господином переступили порог.
«Бог знает, сколько в ней позы, игры, искусственно-сти?… Но маска это или нет - неважно, она само…» -Диего закусил губу. Ее возможно было принять и за игривую девчонку, если б не красота - со знойным запахом плоти, которая, как и грех, всегда вне возраста и вне времени.
На новых гостей никто не обратил внимания, никто не приподнял шляпы, не предложил хлеба и вина, ни-кто… кроме востроглазой хозяйки. Сильвилла с полувзгляда определила, что их дупло, пропахшее чесноком и пивом, осчастливил настоящий идальго. Завидущие глаза враз просчитали, какие пиастры, дублоны 9 и кастельяно водились в его кошельке. Толкнув мужа, обо всем позабывшего в этой цветастой кипени, она цыкнула на него и указала пальцем на двери. Старик присел в коленях; его черные глаза стали еще пуще чужими, взятыми в долг; щеки надулись, будто он держал во рту пару куриных яиц. Антонио тут же приосанился, напустив на себя пинту-другую важности, рука браво откинула за плечо по-лосатое серапе, где за широким ремнем был заткнут пугающих размеров хлеборез. Брызгая слюной, он проорал что-то жене и плюхнулся в толчею навстречу важному гостю.
8
Мadre de Dios! Mira, que Bolito!
– Матерь Божья! Посмотри, какая красота… (лат.).
9
Дублон (фр. doublon от исп. doblon) - золотая монета, принятая в Испании, Португалии, Франции и Америке. Один дублон равен 17 пиастрам.
Дон едва заметно кивнул головой слуге, и Мигель занялся поисками свободного стола. Гонсалесы с двух сторон закрыли своими плечами господина, хмуро оглядывая переполненный зал: не надо ли кому вложить ума. А наступающую ночь продолжали стеречь веселье и танцы. Они подгоняли ее, заблудшую и одинокую, к вратам зари бичами агуардьенте и шпорами хохота. И в каждом бое сердец и гитарных струн, в каждом повороте голов и ударе каблука был свой потаенный мир: оскома страданий и неразделенный груз любовных мук, вкус голода на обветренных губах и соль жажды, горечь обид и побеги надежды, умоляющий крик и бесстыжие стоны любви…
Тереза теперь танцевала румбу, раскачивая бедрами, и грудь ее колыхалась как волны. Голос звучал свежо и стра-стно:
Хочу быть вольной чайкой в небесах,
Хочу летать в просторе над волною!
А в клетке чайка гибнет на глазах,
Пусть будет клетка даже золотою!
Грянул дружный выкрик, и сотня каблуков единым грохотом сотрясла пол.
Тереза, слегка опьяневшая и возбужденная, под треск кастаньет и маракасов проигрыша прошла туда-сюда, презрительно стряхивая оголенными плечами мужские взгляды. Сеньорита подхватила пышный подол и, сверкнув глазами, в два счета запрыгнула на стол. Кружки с бутылками полетели из-под ее туфель, а голос вновь зазвучал среди вина и дыма:
Когда алмазы звезд блестят во тьме,
Когда пришла прохлада,
Когда уснули чайки на волне,
О, как мне верить надо:
Что сердце друга в тишине ночной
В груди, как птица раненая, бьется!
Что не найдет его душа покой,
Пока дорога наша не сольется!
– Почтенные гранды! Если я вижу вас с оружием в это время и здесь… Ой, сеньоры, чтоб мне висеть на суку, не желуди вы сюда приехали собирать!
– Початок с радостью заключил перчатку майора в свои ладони.- Тысячу извинений и фургон покаяния. Спустите старику Муньосу его слепые глаза и глухие уши. Сильвилла! Прошу любить и жаловать - вот они, Четыре всадника Апокалипсиса! Скорее усади благородных сеньоров и угости их лучшим, что у нас есть!
Жирная холка Сильвиллы мелькнула за пестревшим бутылками и всякой снедью прилавком. Бросая искоса настороженные взгляды на усевшихся у очага путников, она поставила перед ними единственное в доме столовое серебро.
– Божество мое,- проникновенно, так, чтоб слышали гости, обратился Антонио к жене.- Сегодня у нас празд-ник! Нашу скромную обитель облагодетельствовали такие люди!.. А посему,- Початок скорбно закатил глаза,- я приказываю тебе, жена моя, принести из погреба лучшие вина, зажарить четырех каплунов и раздобыть и подать орехового масла с хрустящей мокекой.
Антонио многозначительно посмотрел на сидящих за грубым столом гостей, почесал живот, нависавший тяжелым полушарием, и сказал:
– Не бойся, дорогая, сделай поторжественней лицо, я подсоблю тебе в этом.
Сильвилла фыркнула, привычно, как перед боем, засучивая рукава:
– Ну-ну, уж я представляю, как ты будешь корячиться из погреба с корзиной. Свое брюхо, и то не в силах носить!
– Я помогал бы тебе советом!
– ничуть не смутившись, с достоинством парировал он.
– Ладно уж, сиди… и развлекай уважаемых гостей,-как от мухи, отмахнулась жена.
– Ну как она вам, сеньоры?
– трактирщик кивнул в сторону уходящего «сокровища».- Правда, мила? Да и башкой варит шустро - моя выучка. Слово даю, сеньоры, ее руки не боятся делать такое, отчего любого мужика…
– Спасибо.- Мигель пожал Початку руку, и на мгновение тому показалось, что сейчас костяшки его пальцев треснут.- Ты расскажешь это нам, когда тебя спросят, амиго.
– Si… 10 Si, сеньоры. Само собой… Как скажете…
Слуга дона отпустил болезненно улыбнувшегося толстяка и вместе с другими поднял кружки.
10
Si - да (исп.).
Немного обиженными и крепко налитыми вином глазами Початок оглядел гудящую таверну, очаг, где под тяжелыми вертелами и медными жбанами плясало пламя и по-трескивали дрова.
«…Бог знает, куда уже успела запропаститься чертова девка… Ох, Тереза!.. Нет чтоб помочь матери и отцу, всё только хвостом вертишь…»
Из хмельного раздумья папашу Муньоса вывел окрик Фернандо. Пузан встрепенулся: дон властно манил его пальцем.
Глава 3
– Вот что, приятель,- негромко, вполголоса начал майор, когда тот пугливо опустился рядом на широкую скамью.- Меня зовут дон Диего. Мне нужен толковый возница, карета и лошади… Ну как? Быть может, у тебя есть что-нибудь на примете?
Сердце мексиканца захолонуло от восторга. «Как?! Этот благородный сеньор назвал меня своим «приятелем»?!» -Антонио пытливо, с недоверием поглядел на андалузца. Тот смотрел на него с особым, располагающим вниманием. Подвоха толстяк не чувствовал. Замерев, он прислушивался к частым ударам сердца,- и только догадывался, вернее чувствовал, что разговор этот каким-то боком дол-жен изменить его жизнь.
«Вот черт!
– стучало внутри.- Воистину он колдун - эшу. Сказал пару слов, а я уже того, как мед на солнцепеке».
– Может, и есть,- растягивая слова, ответил наконец Муньос и облизнул губы.- Этому дому,- он сделал широкий жест рукой,- двадцать лет! Но клянусь хвостом Пернатого змея 11 , в нем никогда не говорили о делах с таким грандом, как вы, сеньор.
– Значит, я буду первый. Хочешь пари?
– О чем вы, дон, я поверил вам с двадцать пятого слова…
– Тогда о деле: найдешь возницу-проводника?
Торговец задумчиво почесал свою плешь и ободрал заусеницу:
11
Пернатый змей - мифическое божество древних ацтеков.