Файл №703. Пляшущие человечки
Шрифт:
«Ерунда», - легкомысленно и самонадеянно подумала я. Вывихнуть одну-другую блудливую ручонку и приписать к счету Скруджа сумму, возмещающую моральный ущерб. Я снова ошибалась - но тогда не знала этого. Такое уж утро выдалось - урожайное на ошибочные мысли и суждения.
Кеннеди тоже отнесся к предупреждению легкомысленно.
– Возможно, нам придется поработать тут ночью, - сказал он.
– Насколько я понял из слов Фрумкина, существо, условно именуемое «бигфутом», появляется исключительно по ночам?
– Не знаю, кто тут появляется… После пары стаканов всякое примерещиться может. Две ночи назад снег выпадал, к обеду растаял - так действительно, на нем какие-то следы отпечатались… А чьи -
– А кто вы?
– спросила я в лоб.
– Чево-чево? Чтой-то я не врубаюсь, мисс, о чем вы тут толкуете… - Голос нормировщика вдруг зазвучал на редкость фальшиво.
– Поздно, Глэдстон, - сурово сказал Кеннеди.
– Вы разоблачены. Лучше признаться добровольно. Что вы хотели сказать вместо подставленного в последний момент «ботаника»? Криптозоолог, не так ли? Вы такой же лесоруб, как я или доктор Блэкмор.
– Попали пальцем в небо, мистер Кеннеди. Не знаю как вы, а я сейчас самый натуральный лесоруб. Докторскую степень по социологии в университете провинции Онтарио я так и не получил…
Жизненный путь Глэдстона, приведший его на место нормировщика в лагерь лесорубов, оказался довольно замысловат.
Он действительно был социологом, и действительно писал диссертацию, посвященную проживающим в Канаде и Штатах эмигрантским сообществам выходцев из Восточной Европы - в основном из бывшего Советского Союза.
– Вы не представляете, какая это интересная тема!
– горячо рассказывал нормировщик «Улыбки Моники».
– Люди живут здесь по пятнадцать-двадцать лет - и до сих пор не умеют говорить по-английски! Живут замкнутыми общинами: женятся и выходят замуж в своем кругу; ходят в магазины и рестораны, где их обслуживают на родном языке… И - крайне интересный момент!
– блюдут и сохраняют традиции, моральные и общественные ценности, привезенные с родины. При том, что там - на родине - все кардинальнейшим образом за последние десять лет изменилось! Результат: крупнейшие заповедники коммунистического мироощущения - того, что они именуют «sovok» и «hal’ava», - законсервировались отнюдь не на постсоветском пространстве! Но в США и Канаде!
– У вас в Канаде тоже есть нечто вроде нашего Брайтона?
– спросила я.
– Мне приходилось там бывать и видеть целые кварталы, пестрящие вывесками на кириллице…
– Именно! Единственное отличие - в Канаде более многочисленна не русская, а украинская диаспора…
Кеннеди спросил:
– Все-таки я не понимаю: как вас занесло на лесосеку?
– Большинство рабочих - именно те люди, о которых я вам сейчас рассказывал. Есть и наши - выходцы с Аляски и из отдаленных районов Канады - но в основном русские и украинцы. Посудите сами: разве нормальный рядовой американец или канадец бросит на несколько месяцев свой уютный дом, жену и детей - чтобы отправиться валить лес в далекую глушь? Где нет ничего: ни сотовой связи, ни Интернета, ни атлетических клубов, ни женщин, ни «Макдональдсов», ни залов для боулинга, ни… в общем, НИЧЕГО! Только лес, выпивка, и изо дня в день одни и те же рожи… Да ни за какие доллары нормальный житель Штатов сюда не поедет! Старина Скруджерс умеет считать денежки. И хорошо понимает, что не будь рабочих-иммигрантов, львиная часть расходов уходила бы на создание привычных для американцев или канадцев условий жизни…
– Вы, как я понимаю, канадец нетипичный?
– осторожно спросил Кеннеди.
Глэдстон вздохнул. Да нет, он-то был как раз вполне заурядный обыватель… Но решил, что отработав пару-тройку месяцев среди этих людей, соберет уникальнейший материал для своей диссертации… И всё. Увяз. Погиб для науки. Заканчивает уже
– Видите ли, я понял: если, например, можешь прожить без пиликающего в кармане пейджера несколько месяцев - то он тебе вообще в жизни не нужен. Тем более, что отпуск у нас - три месяца, и блага цивилизации, о которых здесь мечтаешь, как о манне небесной, там успевают поднадоесть, и снова начинает сниться лес… Да и платят лесорубам, скажу прямо, куда больше, чем социологам…
– Вполне возможно, что даже больше, чем частным детективам, - погрустнел Кеннеди. Дело шло к полудню, ноябрьский день короток, - пора было браться за дело.
– Вы поможете нам переговорить с рабочими, которые что-то видели и слышали?
– Конечно! Собственно, как раз это мне шеф и поручил - сегодня, по телефону. Быть для вас гидом и переводчиком. У Фрумкина с рабочими отношения более чем напряженные. Дело в том, что до меня именно он был нормировщиком… В результате его стараний расходы на оплату труда сократились почти вдвое, а сам он едва избежал линчевания. Но шеф решил, что такой талант стоит использовать в масштабах всей компании - и забрал его к себе, в правление…
Следующие два часа были посвящены непосредственно расследованию. И, надо признать, особых результатов не принесли.
Рабочие, как известно, «бузили», сидели в бараках, - и для разговора с ними в лес отправляться не пришлось. Компания действительно оказалась колоритная - громкоголосые, заросшие многодневной щетиной люди, большинство из которых не понимало по-английски - расспросы мы вели с помощью Глэдстона. Улов был скромен: кто-то из рабочих вроде действительно видел что-то большое и мохнатое, мелькнувшее в лесу; двое клялись, что нашли на сырой глинистой почве у лесного ручья несколько здоровенных следов - не менее полутора футов в длину. Но ни сделать слепки, ни сфотографировать, ни даже зарисовать их они, естественно, не озаботились…
Впрочем, свидетелями ночного происшествия, случившегося в ночь с 7 на 8 ноября, послужившего непосредственной причиной «бузы», стали почти все обитатели «Улыбки Моники», устроившие себе небольшой праздник, - вернее, те из них, которые к двум часам ночи еще не свалились с ног от избытка выпитого. Но и лесорубы, сохранившие к тому времени вертикальное положение, не совсем адекватно воспринимали реальность…
… Праздник прервался, когда за окнами их «клуба», служащего днем столовой, раздалось рычание. Нет, не медвежье, - в этом Глэдстон был уверен, и ему, и его коллегам не раз приходилось сталкиваться с медведями. Но весьма громкое и недружелюбное. И еще какие-то звуки - не то кто-то по чему-то бил, не то кто-то что-то крушил… На трезвую голову выходить наружу и знакомиться с автором этого звукоряда едва ли нашлись бы желающие. Но пьяный кураж кружил головы - похватав, что подвернулось под руку, лесорубы бросились к двери. Здесь их ожидал сюрприз - дверь не открылась, она была чем-то подперта. Пока, навалившись гурьбой, они медленно, по сантиметру, отжимали ее, пока по одному просачивались в образовавшуюся щель - какофония снаружи прекратилась.
Кое-кто потом говорил, что видел удаляющийся вдоль по просеке огромный темный силуэт, - другие не узрели ничего, и утверждали, что все это их товарищам примерещилось в темноте с пьяных глаз. Сам Глэдстон никакого убегавшего существа не заметил. Но не отрицал, что увидеть его было можно - вечером пошел снег, первый в этом году, ночь стояла лунная и звездная - первые протиснувшиеся наружу вполне могли разглядеть на белом фоне нечто. Скорее всего, что-то там действительно бежало, - поскольку утром на покрывавшем просеку свежем снегу обнаружилась цепочка крупных следов.