Файлы Сергея Островски
Шрифт:
— Убита? Что ж, закономерный итог.
— Итог чего?
— Неразборчивости в выборе знакомых.
— Кого вы имеете в виду?
— Никого конкретно. Но, видите ли, по девушке было заметно, что она… не слишком разборчива. — Герхарт скривил рот. Губы у него были толстые, слегка вывернутые.
— А подруги считали ее разборчивой…
— Что?!
— Правда ли, что вы ухаживали за Джорджиной Риан?
— Кто вам это сказал?
— Свидетели. Мистер Герхарт, идет расследование убийства.
— Ну что ж, я вам отвечу. Девушки этого сорта зачисляют мужчину
(Верю и без томографии, подумал Фред и посмотрел на шефа: тот ухмыльнулся и кивнул. Понимаю выбор девушки, лучше уж синеволосый фрик, да и журналист кажется славным парнем…)
— Вы всегда носите перчатки?
— Это нормальное поведение современного человека. (Герхарт покосился на руки детектива и дернул губой.) Никогда не знаешь, с чем придется столкнуться в течение дня. И с кем.
Он допил воду, поставил стакан на стол. Не спуская глаз с Сергея, извлек из кармана пачку дезинфицирующих салфеток. Вытянул одну, с силой протер край стакана, использованную салфетку аккуратно сложил и убрал в карман.
— Где вы находились вчера с девяти до полдесятого вечера?
— Ехал домой. Это все? До свидания.
— Ну, как твои впечатления? — спросил Сергей. После просмотра они вместе отправились пообедать, потом взяли по кофе.
— У Герхарта был мотив, — осторожно сказал Фред. — Но… не знаю. Прийти в салон с оружием, постричься, сделать маникюр, да еще при этом издеваться над девушкой, которую собрался убить, жаловаться на плохое обслуживание…
— Согласен, нетривиальное поведение. Но кто их знает, этих скромных офисных принцев… Герхарт самолюбив и злится на нее даже сейчас, это видно. А как насчет ай-джея?
— Ревность как мотив тут, по-моему, не прокатит. Он мне показался вполне нормальным — ну, то есть в реальной жизни, а не когда танцует и все прочее. И компьютер не возражает.
— Может ли быть вполне нормальным человек, который выглядит как он?
— Извините, Сергей, в вас говорят гены русских тоталитаристов. Ай-джеям за их вид платят хорошие деньги. Именно за то, чтобы они в реале выглядели, как…
— Понял. Но, как нам недавно объяснили, творческие личности бывают психически нестабильными. Скажем, если девушка нанесла ему лак не того оттенка…
— Не очень смешно.
— А я и не шучу. Я расследовал дело о причинении тяжелого увечья, где мотивом оказался незакрытый тюбик зубной пасты. Все на свете бывает. Потом, этот дартс у него в студии — может быть, просто эпатаж, а может быть, и симптомчик… Хотя… такие когти, как у него, по-моему, со стрелковым оружием несовместимы. Хорошо, идем дальше. Карпентер?
— Мотива не вижу. Если он действительно впервые в этом салоне — это же легко проверить — и действительно раньше ее не знал…
— А вот это проверить не так легко. Но я посмотрел, что пишут о нем противники. Не в официальных изданиях, а в комьюнити для неформального общения, где собирают и обсуждают сплетни. Так
— Или же он очень хитрый.
— Откуда в тебе столько цинизма, молодой человек? Нет, ты прав. Но в любом случае, причем тут маникюрша? Не была же она его любовницей, это давно бы всплыло. А хотя бы и была, не такой это огромный грех даже для республиканца, чтобы сразу убивать ее. И вообще, зачем убивать?.. Но с другой стороны — журналист?
— А что журналист?
— Чего он боялся? Если комп не врет, он все время трясся, когда разговаривал с тобой.
— Обвинения в убийстве боялся. Он же не знал, что блондинов мы не подозреваем. А к тому же он пил энергетик. Повышенная возбудимость может дать ошибку при анализе эмоций?
— И поэтому он тебе сказал, что не говорил коллегам о Джорджине?
— Ну…
— Ведь ты его не спрашивал, говорил он кому-то о ней или нет. А он сам выдал ответ на вопрос, почему никто не знал о его романе. Может, конечно, был вне себя и лепетал что попало. А может, никакого романа не было, чисто деловые отношения? Украсить ее фотографией рабочий стол можно за три секунды, сам понимаешь… Кстати, и в салоне никто не вспомнил о Брауне, все говорили только о Герхарте. Заметь: корреспондент крупнейшего новостного портала побережья упорно и красиво ухаживает, засыпает нашу девочку бумажными записками, а подружки не в курсе — странновато, нет?
Сергей выжидающе замолчал: дескать, думай, стажер.
— Она что-то знала о Карпентере и собиралась ему сообщить?
— Как вариант. А еще, не забывай, она маникюрша. Тот, кто работает с биоматериалом, всегда подвергается искушению, если клиент — влиятельный человек.
— Думаете, она могла нарушить закон о генетической тайне? Такая девочка?
— Думаю, это нельзя считать невозможным, — серьезно сказал Сергей. — Я встречал девочек, которые еще и не то могли.
— А Карпентер узнал и… Но у него нет предков-средиземноморцев.
— Не найдены. — Сергей скривился, будто кофе был слишком горьким. — А узнать точно мы не можем, потому что мы (три непонятных слова) закон не нарушаем.
— Слушайте, Сергей, а зачем этот закон? Нет, я помню формулировку — приватность генетической информации, право на неразглашение… Но чего конкретно они боятся? Что ужасного может произойти, если кто-то расшифрует чью-то ДНК? Я читал, в начале века взятие ДНК на анализ было рутинной процедурой, чуть ли не при любом задержании…
— Чего боятся, — Сергей отхлебнул из чашки, снова поморщился, заел сэндвичем. — О, это тебе лучше расскажет эксперт Брук. Мартин, садись к нам. Скажи стажеру, почему я не могу положить перед тобой геномы подозреваемых. Зачем этот закон, спрашивает. И почему его не было в двадцатом веке.