Файтин!
Шрифт:
Пока картина у меня вырисовывается следующая. Музыка в этом мире есть и это уже здорово. Однако, при всех тех же музыкальных инструментах, такой же нотной записи, есть в ней что-то такое… непонятно-неуловимое… Что именно, я окончательно еще не сформулировал, но «это» дает ей несколько странное для меня звучание. Не то чтобы уж совсем, как какое-нибудь этно-произведение с забытых богом островов, которое просто «в уши не лезет», но вот то-то в ней есть, необычное. Это первое. Второе, просмотрев выступления модных нынче европейских и американских исполнителей, я пришел к выводу, что здешнее «музыкальное» время можно сдвинуть от нашего 2014 года этак лет эдак на пятнадцать-двадцать назад. В середину наших девяностых, либо в начало века. Когда у нас тоже увлекались подобными ритмами и мелодиями. В-третьих, про Корею, в Америке и Европе, похоже, никто
Корейская волна — это корейская национальная идея по распространению культуры своей страны во всем мире. Что-то типа того, как Советский Союз в свое время распространял социализм. Это идеология, базирующаяся практически на тех же опорах, на коих она базировалась и в СССР.
Прежде всего, это кино. Корейские телесериалы, или как их тут называют — дорамы, имеют стабильный ежегодный рост популярности во всем мире, а в странах-соседях Кореи так уж и подавно. Потом, это корейская эстрада, сокращенно — к-поп. Пока в масштабе планеты ему похвастать особо нечем, но на соседей, опять же, он уже «выплеснулся». Япония, Китай, Тайвань и Гонконг уже слушают, привыкают и проникаются. У к-поп в этих странах тоже есть стабильный рост популярности. Кроме этих двух ингредиентов, Халлю, включает в себя еще национальную кухню, одежду и обычаи, а так же современные компьютерные игры и язык. Корейская волна — предмет национальной гордости. Если судить по статьям, которые я прочитал о ней в местном интернете, то по ним выходит, что каждый кореец спит и видит, как огромная и прекрасная волна корейской культуры поднимется к небесам, чтобы оттуда ринуться вниз, затапливая собою весь свет. Прочитанное живо напомнило мне мои институтские учебники истории, в которых говорилось, что во времена СССР в его газетах писали подобное. Мол, каждый колхозник и крестьянин только и думает о победе идей социализма во всем мире…
В общем, подводя промежуточные итоги моего «аналитического анализа», можно резюмировать, что ситуация в корейской эстраде сейчас смахивает на ту, которая была в моем мире примерно лет десять-пятнадцать назад. У нас, в 2014 году, корейские исполнители уже стали проникать в Америку, их стали там замечать, они стали появляться в чартах, а тут об этом лишь только мечтают, да пытаются осуществить наполеоновские планы покорения заокеанского рынка. Но, как и Наполеона, неудачно сунувшегося в Россию, их, корейцев, сующихся в Америку, там тоже «больно бьют». В интернете мне попалась парочка статей, в которых долго и нудно, размазывая сопли и слезы, разъяснялось корейским обывателям, почему та или иная группа провалилась в Америке, несмотря на величие Халлю.
Что я могу для себя извлечь из всей этой ситуации? Ну, не нужно обладать аналитическим даром фон Штирлица, чтобы понять, что стоит мне «выстрелить» всего лишь одной композицией где-то в Европе или в Америке, попав там в чарты и радио-ротацию, [4] как корейцы станут носить меня на руках. Вздернут на древко Халлю заместо флага, как героя нации. И все у меня станет после этого просто замечательно… Век воли не видать, как говорится! Осталось только это сделать, мда…
4
(Ротация — по-нашему можно сказать «прокрутка», т. е. когда песню/клип какого-нибудь исполнителя «крутят» по радио/ТВ. Чем чаще крутят, тем больше известность и популярность.
Однако, сделать это в ближайшее время мне пока не представляется возможным. Хочу, очень хочу вернуть свои навыки игры. Настолько хочу, что на ночь глядя занимаюсь аутотренингом, вспомнив упражнения, которые я использовал для обучения осознанным сновидениям. Хотя результатов они тогда не дали, но я уверен, что самовнушение штука мощная, если ей правильно пользоваться. Тем более, что никаких затрат она особо не требует. Перед сном, пока не усну, внушаю себе: «Мои пальцы становятся гибче и подвижней… Я играю все лучше и лучше… В ближайшее время я стану играть великолепно…». Да и все, делов-то! Все равно уже в постели лежу. Главная трудность в самовнушении — искренне верить и правильно строить фразы для подсознания. Всякие «знающие» пишут, что оно туповатое и понимает только что-то короткое, в виде приказов. Вот, придумываю приказы и изо всех сил стараюсь верить. Кажется, что дело, наконец, сдвинулось с «мертвой точки». Последнее время у меня появилось «ощущение пальцев». Трудно объяснить словами, что это такое, но тот, кто играл — прекрасно знает это чувство. Чувство, когда у тебя «есть руки» и когда их «нет». И последнее время они у меня — «есть»! Там, конечно еще «пахать и пахать», но, похоже, первый шаг уже сделан.
Причем это произошло, когда мама Юн Ми освободила меня от домашней работы, приказав тратить все мое время на обучение. После этого, как только я увеличил нагрузку, результат и появился, не заставив себя долго ждать.
«Труд. Удел музыканта — тяжелый, монотонный, каждодневный труд. Только он позволит разгореться искре таланта, если она есть. Только труд и ничего иного». Так меня учили в музыкальной школе. Еще раз убеждаюсь, что это правда. Для результата нужно трудиться.
Время действия: утро.
Место действия: дом Чжу Вона. Столовая. Завтрак. За столом сидят бабушка, мама, Хё Бин и Чжу Вон.
— Внук! — тоном, обещающим не простое продолжение разговора, произносит Му Ран, смотря на Чжу Вона.
— Да, бабушка, — отзывается тот, поднимая взгляд от своей чашки с рисом.
— Как твои дела на работе?
— Нормально, — отвечает Чжу Вон, бросив быстрый взгляд на сестру.
— Замечательно, — с довольным видом кивает бабушка и тут же с легкой ехидцей в голосе интересуется, — А скажи мне, внук, для какого проекта тебе понадобилось изучение военной тактики?
Чжу Вон выпрямляется и кладет палочки рядом с чашкой.
— Этот проект называется — армия, бабушка, — отвечает он с невозмутимым выражением на лице.
— Это следует понимать так, что на работе ты ничего не делаешь? — тоже, сделав невозмутимое лицо, интересуется бабушка.
Хё Бин чуть слышно хмыкает, а мама Чжу Вона испуганно замирает глядя на сына.
— Бабушка, — вежливо говорит внук, — я знаю, что ты очень умная женщина. И ты прекрасно понимаешь, что за три месяца сделать ничего невозможно. Только-только я войду в курс дела, как мне нужно будет идти служить. Какой смысл что-то сейчас делать, зная, что впереди — два года перерыва? Вот вернусь, тогда можно будет заняться работой всерьез.
Чжу Вон снова берет в руки палочки.
— Вот как? — говорит бабушка, смотря на него и поднося к губам чашку с чаем.
За столом возникает пауза. Все смотрят, как она пьет чай, а Чжу Вон ест рис.
— А как у тебя дела с твоей девушкой? — спрашивает бабушка, с легким стуком ставя чашку на блюдце, так и не прокомментировав выступление Чжу Вона.
— Какой моей девушкой? — искренне не понимает внук, перестав жевать.
— Я говорю о Пак Юн Ми.
Услышав произнесенное имя, мама Чжу Вона хмурится и поджимает губы.
— А-а, эта! — поняв о ком речь, кивает Чжу Вон, — нормально.
— Тоже — нормально? Что теперь означает это твое — нормально?
— Нормально, значит — нормально, — не вдаваясь в детали, объясняет внук.
— Где ты был с ней последний раз и когда?
— Ну… — задумывается Чжу Вон подняв глаза к потолку и пытаясь вспомнить.
— Чжу Вон, — строгим голосом произносит бабушка, — у нас был с тобою договор, который ты обещал исполнять. Помнишь?
— Помню, — нехотя отвечает внук.