Фаза Урана
Шрифт:
По обеим сторонам короткой улицы расположились одинаковые близнецы двухэтажных коттеджей из американской кирпичной кладки. Будто кто-то устроил здесь конкурс по постройке домиков из конструктора «LEGO» на скорость.
– Снаружи они выглядят лучше, чем внутри, – сказала Аня, – Газ и канализацию так и не успели сюда провести. Знаешь, когда я закончила школу, меня мама водила за руку и рассказывала всем соседям, что у меня серебряная медаль. Вот вспомнила почему-то. Моя мама любит обо мне рассказывать…
– А кто соседи?
– Сейчас – не знаю. Летом коттеджи сдают. Городские приезжают сюда поохотиться или порыбачить. Вот сегодня – уток начали стрелять. У нас тут недалеко ельник, а за ним – лес. Там водятся олени
– Забавно, – усмехнулся я, – Забавно, что ты соседствуешь с охотниками. Охотник и эколог – это почти антонимы.
– Я не Бриджит Бардо, а это не Сан-Тропе. Все гораздо проще. К тому же, здесь бывают не только охотники. Года два назад, здесь все лето и осень прожил один рок-музыкант, уже забыла как зовут. По музыкальному каналу даже про него сюжет показывали, честно. Он называл свою жизнь здесь единением с природой – ну прямо, как ты. Он ходил в телогрейке и кирзовых сапогах, а местные за это над ним смеялись. По телевизору он сказал, что переживает тут творческий подъем, ну ты знаешь, – они всегда такое говорят. Сказал, что напишет здесь свои лучшие песни, но, кажется, так ничего и не написал, и о нем все уже забыли давным-давно. Кстати, мы уже пришли…
Мы остановились у зеленой калитки. Я заметил, что в поселке почти все плоскости были выкрашены в зеленый гаубичный цвет. Видно, на заводе, в свое время, этой краски имелось в избытке, и ее можно было легко воровать без лишних последствий. Табличка, прикрепленная рядом с калиткой, сообщала: «Ул. Панельная, 6». На букву «П» уселась стрекоза, и из-за этого «пэ» приобрела изысканный контур гильотины…
На первом этаже коттеджа было две комнаты и кухня. Наверх, на мансарду, вела еловая лестница. В коттедже мебели было еще меньше, чем в моей квартире. В самой большой комнате на выгоревших обоях остались темные силуэты несуществующих шкафов и полок. Силуэты были такие же призрачные, как тени людей, погибших в Хиросиме.
Аня набрала воды в ведро, решив заняться уборкой, а меня попросила пойти полить овощные грядки и фруктовые деревья. Я отправился заниматься сельским хозяйством: нашел в траве резиновый шланг и открутил вентиль водонапорной колонки. Правой рукой я направлял шланг, поливая все подряд, а левой держал сигарету. Женщины обычно держат шланг двумя руками. Мужчинам легче – им каждый день есть на чем тренироваться. Когда везде появились лужи, и мне уже надоело поливать флору, я принялся мочить фауну: устроил помывку Киду. Спаниелю водные процедуры оказались в радость: собака весело лаяла, скакала и топталась по треугольным листьям отцветших ирисов.
Я выключил воду и положил шланг. Рядом с коттеджем произрастал щедро плодоносящий абрикос Дерево было очень высокое и разветвленное, и казалось, что появилось оно здесь давно. В трещинах его коры застыли густые и тягучие смоляные капли. В детстве у меня здорово получалось лазить по деревьям. Мастерство не пропьешь, и я ловко вскарабкался к самой верхушке, туда, где плоды были особенно мясистыми.
Я срывал абрикосы, разламывал их на половинки, кидал вниз косточки, а потом ел волокнистую мякоть. И половинки абрикосов были, как половинки компаса – одна красная, а другая желтая – они выдавали стороны горизонта. Отсюда, с верхушки, хорошо просматривалась вся округа. С севера расположился поселок, и пятиэтажки в его центре служили ориентиром того места, где нас высадил водитель. На востоке синькой расплылось искусственное море – гигантская контактная линза между землей и небом Зеленые тигровые полосы водорослей, как катаракта, нарушали ее чистоту. На юге поселок резко обрывался, и там виднелось поле подсолнечников. Наполненные маслом цветы следили за солнцем, словно антенны за спутником. За полем искусственное море, похожей на телячий язык, затокой вклинивалось в сушу.
Набрав напоследок полную пазуху фруктов, я спустился с дерева. Аня успела уже закончить уборку и приготовила завтрак. На столе открытой веранды стояла миска салата из огурцов, помидоров и лука, а в тарелке лежал поджаренный хлеб. Кид грязными лапами наследил в коттедже и уборка пошла насмарку. Аня сказала, что мне нельзя поручать даже такой простой работы, как поливка огорода. Оказывается, поливать растения нужно аккуратно, чтобы не было луж. А еще ей не нравилось, что я сутулюсь за столом.
После завтрака мы пошли на пляж. Я нес тент, а Аня – плед. Собака опять ничего не несла.
Мы расположились на ветхом пирсе, который соседствовал с пляжем, поросшим травой. Ножку тента я вставил в щель между трухой досок. Вдоль берега росла дубовая роща, и все деревья в ней были молодые.
Аня загорала на расстеленном пледе так, чтобы ее лицо оставалось в тени тента. Я прыгал с пирса, глубоко погружаясь в воду, и плыл метров пятнадцать, прежде чем вынырнуть на поверхность. Вслед за мной в водохранилище прыгал Кид. Спаниель силился меня догнать, и его уши скользили за ним, как бесполезные ласты. Чтоб произвести на Аню впечатление, если она вдруг на меня посмотрит, я далеко заплывал баттерфляем, а потом кролем возвращался к пирсу. Собака, успевавшая преодолеть треть моей дистанции, устало фыркала и с готовностью поворачивала за мной.
Аня купалась только два раза. Плыла очень по-женски – так, чтобы не намокла прическа. Стили хозяйки и ее собаки чем-то роднились.
Однажды мы видели охотников – они шли по берегу в сторону затоки с ружьями и патронташами, и у них тоже были спаниели. Кид, отряхиваясь на ходу, бежал нюхать охотничьих сук. Но суки на него злобно рычали – они не любили штатских спаниелей. А Аня не любила охотников. Каждый раз, когда по поверхности водохранилища до нас доползали хлопки выстрелов, она вздрагивала и морщилась, будто увидела раздавленную самосвалом кошку.
Когда солнечная активность достигла пика, мы вернулись в коттедж обедать. По дороге я все время отставал, потому что шел босиком и решительно не хотел обуваться. На кухне Аня поставила наполненную водой кастрюлю на плиту, которая соединялась с парой газовых баллонов, а меня послала в чулан принести лавровый лист. В чулане я не нашел лаврового листа, зато там были жестяные цилиндры опрыскивателя, спущенная надувная лодка, спиннинги, удочки, ласты и маска.
Я сообщил Ане, что собираюсь отправиться ловить раков, пока та готовит обед. Я захватил ведро, ласты и маску, взял с собой Кида и вновь отправился на искусственное море. Сергей Алексеевич оказался прав – раков и впрямь было много. За неполный час я наловил почти целое ведро. Работая ластами, я плыл над ними в прозрачном пространстве, словно «мессершмидт», а они ползли по дну, как солдаты, испугавшиеся бомбежки. Любопытный спаниель полез в ведро и один рак больно цапнул его за нос.
– Ничего, дружище, – сказал я собаке, – Этого гада я запомнил. Мы съедим его первым.
Когда мы с Кидом вернулись, Аня на нас немного обиделась. Мы пропадали слишком долго, и приготовленный ею суп перестал быть горячим, а был только теплым, как и все вокруг. На поверхности супа появилась еле заметая пленка жира. Посреди нее плавала половинка вареного яйца. Суп пах щавелем.
После обеда, не доверяя Ане, я принялся варить раков в ведре. Раки, как и положено, были eine живы, когда я их бросал в кипяток, и там они умирали смертью Святого Лаврентия.