Фебус. Принц Вианы
Шрифт:
Очень еще меня напрягала в этом времени одежда, особенно эти млядские шоссы. Эти штаны-чулки, где каждая штанина отдельно крепится к поясу. Посередине только подобие семейных трусов — брэ. Потому и гульфик в пуфах нужен, что это совсем не портки. Мало того, что вид очень даже пидарастический, так еще, если по-доброму, то эти шоссы надо менять каждый день, как носки, иначе очень неприятно. За время путешествия у меня их образовалось три пары: те, в которых я тут очнулся, подарок барона из кладовки неаполитанского короля и новые специально для меня пошитые в Боже. Две пары красно-желтые — цветов Беарна, Бигорры, Фуа и Наварры, и одна цветов неаполитанского короля. Вот так-то вот, ничего в простоте, штаны и те гербовых цветов, чтобы встречные-поперечные точно знали, сколько передо мной надо делать «ку».
Герб принца Вианы оказался копией герба королевства Наварры, только имел широкую красную кайму по краям, впрочем, совсем незаметную на красной котте. Тем более что сам герб Наварры — красный щит, на котором растянули золотую цепь на манер британского флага в квадрате из такой же цепи, а в центре — изумруд. Красиво, мне нравиться. Люблю простые и ясные гербы. Соответственно котты на Микала и Филиппа — красные, с моим гербом. Шоссы: одна нога красная, другая желтая.
Стрелки из Беарна носят желтые котты. На груди вышитый герб виконтства — два красных быка на желтом поле. Шоссы соответственно красные и желтые.
В графстве Бигорра мои ближники одеваются также, только герб несколько другой: на желтом поле два красных леопарда, идущие влево с поднятой лапой. Один над другим. В общем негативчик с герба герцогства Нормандия. Со львами — леопардами в геральдике вообще глухо: это один и тот же зверь. Только когда он стоит на задних лапах — он лев, а когда идет на всех четырех, хотя бы на трех — леопард.
Копье шевалье Анри д’Айю рассекает в цветах графства Фуа: в желтых котах, на груди три вертикальные красные полосы. Герб графства такой же. Шоссы также красные и желтые.
Бойцы сьера Вото в цветах Кантабрии: котта до середины груди синяя, ниже — красная. Синее и красное поле разделяют волнистые белые полосы, нашитые на синее поле понизу. Выше — кораблик с одним парусом. На красном поле белый круг, внутри которого округлая же пятилучевая свастика. Шоссы соответственно синие и красные. Саншо одет также, только у него около плеч еще две головы святых вышиты.
Вот такая у нас попугайская компания — глаза радует при примитивности одного фасона одежды для всех. А все для того, чтобы на поле боя видеть четко своих бойцов, и отличать чужих. Надежной оптики пока нет. Все полководцы только на собственные глаза и надеются.
Военное сословие в гербах и геральдических цветах разбирается неплохо, но только в своем районе. А для того, чтобы в такой важной в это время науке геральдике знать все, есть специально обученные люди — герольды. Их знания настолько ценны в это время, что они, вместе со своими помощниками — персеванами*, лица неприкасаемые для всех. Даже на поле боя. Их послами посылают к врагам: «И его устами я говорю тебе…». Подозреваю, что посольская неприкосновенность именно от герольдов и проистекает.
А еще они судьи на рыцарских турнирах.
Кстати и кто победил в реальном сражении, определяли именно герольды. С обеих сторон совокупно.
Шоссы, шоссы, что-то с ними надо делать. Нет, действительно, сложно, что ли отделить носки от штанов, пришить снизу примитивные «тормоза» и пользоваться портянками. Тяму не хватает? По крайней мере, когда ходишь в сапогах, а не в туфлях, которые тут смешные до безобразия — мечта ереванского сапожника: узкие носы по полметра.
Подумал и припряг Микала к стирке всех своих шоссов и котт, чтобы ему служба медом не казалась. Нижнего бельишка стараниями служанок Иоланты пока у нас достаточно просто для замены, а в Нанте прачек наймем.
И своим стрелкам я приказал стираться по очереди. Остальных пахоликов пусть их рыцари пасут. Вассал моего вассала не мой вассал. Пока…
Для ранбольного что самое главное?
Здоровый сон.
Вот и меня сморило на солнышке лёжачи.
И приснился мне дивный сон из прошлой жизни, как бодались в университете два профессора по поводу, чей аспирант должен остаться на кафедре. Моему научному руководителю не повезло — просто выперли его на пенсию в итоге интеллигентской кадровой дискуссии. А музей с удовольствием подобрал бесхозного доктора наук, который и меня с собой туда на хвосте привез. Так я на всю жизнь в запасниках музея и окопался. Среди патины винтажных вещей.
Был у нас там с ним свой кабинет на задворках полуподвала сразу за хранилищем исторического оружия, где никто нас не трогал. Электроплитка, электрочайник и микро-холодильник «Морозко». Пару удобных кресел восемнадцатого века, огромный резной купеческий буфет времен царя Александра Миротворца и стол, стоящий вместо отсутствующих ножек на двух бронзовых пушках наполеоновского времени, попавших в наши палестины в эпоху завоевания Скобелевым Средней Азии. Стол этот был знаменит в узких кругах, хотя откуда взялась в музее эта столешница никто и не помнил. Богатая инкрустация ценными породами дерева, где среди растительных орнаментов выложены два поля — для шашек-шахмат и коротких нард.
Вот там мы с учителем за нардами часто пили чай, охотнее — водку. И точили друг другу мозги по поводу социальных процессов Священной Римской империи германской нации, придя к парадоксальному выводу, что красные и белые в нашей гражданской войне ничем не отличаются от гвельфов и гибеллинов.
Католиков и чашников с таборитами.
Католиков и гугенотов.
Сторонников алой и белой роз.
Севера и Юга американских.
Разных сторон религиозной резни в Германии, которую наши учебники гордо обзывали «Крестьянской войной», выкосившей две трети населения, в основном городского.
Кромвель, опять же, не к ночи будь помянут. Как и английский парламент.
Кстати, гражданские войны в республиканском Риме длились больше ста лет. Никто еще не переплюнул.
Чем ближе идеология сражающихся, тем основательней они друг друга режут. Так и в нашей истории озверело резали друг друга сторонники республики, после развала монархии. Со всех сторон. И никто из них не желал упавшую монархию восстанавливать. Не Вандея, однако.
И в Великую Отечественную войну наиболее озверелые бои были между сторонниками социализма, считавшими, что другая сторона его неправильно строит. А вот между сторонниками демократий и германского социализма такого ожесточения не наблюдалось уже.