Фебус. Принц Вианы
Шрифт:
— С удовольствием раскупят их горожане, ваше высочество, — просветил меня банкир. — Цена будет очень привлекательной, ибо, чем скорее расчистят пожарище, тем быстрее купцы приступят к возведению нового пакгауза.
— Мэтр Иммануил, а почему пакгаузы не строят из камня? Его же вокруг города полно.
— Ах, ваше высочество, сразу видно, что сферы мелочной торговли ниже вашего горизонта, в котором вы мыслите большими стратегиями. Деревянный склад быстро возводится и себя очень быстро себя окупает, а каменный — это уже долговременное вложение. Для того кто работает на обороте, это все равно что закопать деньги в землю. Да
— А корабли, сгоревшие и утопшие, так и останутся памятником благовонному пожару? — я смотрел на их обугленные останки.
— С этим повозятся дольше, но разберут на доски и поднимут. Иначе как торговать без причала? Сами увидите, ваше высочество, что до зимы в городе простого подсобника будет не найти. С рыбачьих деревень ныряльщики подтянутся. Все расчистят, как было.
— Не увижу. Уеду отсюда на днях, вашими стараниями, мэтр Иммануил.
— Простите меня, ваше высочество, за образную фигуру речи, — потупился Вельзер.
Наверняка сейчас внутренне костерит себя банкир на все лады за допущенный косяк. Если принц себя ведет запросто, то это еще не повод для амикошонства со стороны представителя третьего сословия.
— Все нормально, мэтр, мы не сердимся, — отмахнулся я.
— Благодарю вас, ваше высочество, — низко, насколько позволяло седло, поклонился банкир. — Вы очень добры ко мне.
Выставка достижений погорелого хозяйства наконец-то закончилась, и мы выехали в чистое поле. Действительно порт в Нанте не столько большой, сколько очень длинный. И будет еще длинней. С края от погорельцев расчищали площадку от камней и кустарника для нового причала и пакгауза.
— Ого, — вырвалось у меня. — Это кто же такой оборотистый предприниматель?
— Вы мне льстите, ваше высочество. Любой на моем месте воспользовался бы благоприятной ситуацией.
Ну и жук ты банкир Вельзер, — подумал я. Не удивлюсь, если первые корабли со специями, которые придут в Нант будут твои или твоих подельников-сарацин.
После километра-полутора пустырей вдоль дороги стали появляться большие яблоневые сады, разносившие по округе восхитительный аромат спелых плодов. На некоторых участках уже шла уборка урожая. Никакой ограды эти сады не имели. По обычаю любой может зайти в сад и съесть столько яблок, сколько в него влезет. Голодный человек — это плохо. А вот вынос за границы сада хоть одного плода уже квалифицируется как воровство. Со всеми вытекающими последствиями.
Оглядев эти огромные по площади сады, я чуть не присвистнул.
— Богато живут тут у вас пейзане.
— Это не крестьяне в обычном смысле слова, ваше высочество, это арендаторы земель дюка. Хотя они и лично зависимые от него сервы*, и состоят в крестьянском сословии, я бы скорее их назвал предпринимателями. Они не только растят яблоки, но делают из них сидр и продают его. И батраков держат не по одному десятку из свободных вилланов*.
— Что ж они не выкупятся у дюка на волю, раз такие богатые? — спросил я.
— А зачем им это надо, ваше высочество. Так они платят господину только талью, оброк и аренду, причем не деньгами, а поставкой определенного количества бочек сидра в винные подвалы короны. Выкупившись же на волю, они будут и за аренду платить вдвое больше и немалые налоги купеческие. И дюку. И городу. Причем звонкой монетой, а не товаром. К тому же пока они пребывают в крепости, то никому кроме дюка неподсудны. Как арендаторы земель дюка, пока они поставляют в казну все что положено и не имеют недоимок, то нет над ними и никаких управляющих от короны. Всем удобно, кроме города, потому как их продукция продается от имени дюка и соответственно налогом городским не облагается. Они даже кредиты у меня берут.
— Под залог чего? — удивился я.
— Орудий производства. Что еще с них еще взять? — усмехнулся банкир.
Дорога от садов вильнула к берегу, петляя среди громадных гранитных валунов оставшихся, скорее всего от ледникового периода, хотя почва под копытами пошла каменистая с того же коричневатого гранита.
По одному ему известным приметам Вельзер свернул с дороги в сторону берега в распадок, вскоре показалось море, а широкая тропа — телега проедет, вывела на небольшой каменистый пляж. В речном эстуарии в полукилометре от берега стояла на якоре большая галера, а у пляжа качался на малой волне привязанный за камень тузик.
На уединенном берегу среди гранитных глыб был разбит бивуак с угольным очагом, на котором два стройных сарацина* жарили на палочках что-то похожее на люля-кебаб.
Третий сарацин прислуживал седому старику, восседавшему на парчовых подушках, небрежно кинутых на каменную щебенку.
Все трое сарацин красовались богатым лямилярным* доспехом из позолоченных чешуек с рукавами до локтя. На предплечьях кованые наручи. На узких поясах болталось по кривой сабле в потертых ножнах, кинжалу и невысокому шишаку со стрелкой и кольчатой бармицей. Широкие суконные шаровары и сафьяновые сапоги зеленого цвета довершали их облик. Головы они брили и носили на них шапочки — менингитки. Усы и бороды имели короткие. Носы прямые. Глаза большие и круглые.
Сам старик был еще колоритней. Седой, но с короткой, небрежно остриженной бородой. На голове чуть выше кустистых бровей намотана розовая, видно когда-то бывшая красной, тряпка больше похожая на косынку переросток, чем на тюрбан. Или на основу для намотки нормального тюрбана. Потертый парчовый халат был накинут на голое тело, показывая загорелый торс, когда-то очень сильного человека, но со старостью уже обвисшими мышцами.
Пояс на нем был красной кожи с золотыми вышивками сур из Корана. И за этим поясом у него был заткнут целый арсенал. Ятаган*, кинжал и два пистолета с ударными замками. Все оружие было пышно украшено золотом, серебром, слоновой костью и бирюзой.
Довершали его облик широкие шелковые шаровары, бывшие когда-то зелеными и новехонькие тапочки красного сафьяна с вышивкой золотом. С загнутыми носками. Старик Хотабыч, версия миллитари, епрыть. Бородку всю раздергал, колдануть не может, вот и вооружился как туарег*.
Перед стариком стоял искусно инкрустированный ценными породами дерева и перламутром столик на гнутых низких ножках львиными лапами, заставленный бронзовой чеканной посудой. Изюм, инжир, фисташки, нуга, мелкие кусочки рахат-лукума и засахаренных фруктов. Зелень, и пиалы для напитков. Вся посуда была надраена до золотого блеска. Флот, однако.