Федор Апраксин. С чистой совестью
Шрифт:
— Доглядывай, Петр Иванович, за эскадрами, Кронштадтом. Ты-то пошустрей меня. В Ревеле обустраивай гавань, не забывай про верфи. В море, видать, сызнова кораблики не поплывут, деньги нет. Решай все сам, но доноси. Ведомости отсылай в адмиралтейскую контору.
…Давно прошла коронация, наступила весна, а малолетний император не покидал Москву. Окрестные леса привлекали охотника, да и разгуляться было где с Иваном Долгоруким, не то, что в Петербурге, где все на виду. А тут еще любвеобильная тетка Елизавета не прочь была заловить племянника в амурные сети. Вместе с императором засиделся и его двор.
Апраксин десяток лет не был в Москве. Чего греха таить, тянуло его в последние годы в родные пенаты. Прежде всего поклонился праху своих родителей в Златоустовском монастыре, начал просматривать дела Московского адмиралтейства, отправил комиссию к Воронежу.
— Просмотрите все верфи от Ступина до Черкасс. Гниют там без присмотра наши кораблики. Никому о них нет заботы. Опишите все, как есть, надобно, что возможно, разобрать, пустить в дело…
Отписал Сиверсу: вооружить и иметь в готовности два фрегата, мало ли, потребоваться могут.
С берегов Невы пришло письмо с горькой вестью от племянника Алексея, юнкера: скончался брат Петр Матвеевич. Панихиду отслужили, как обыкновенно, в церкви Иоанна Златоуста…
Горестное настроение развеяла добрая весть с далеких берегов Великого океана. Экспедиция прибыла на Камчатку, начала строить судно для поисков в неизведанных землях.
«Слава Богу, исполняется завет Петра Алексеевича», — радовался Апраксин, чувствуя небольшую толику и своего участия в этих событиях.
…В те самые дни бот «Святой Гавриил» под командой Беринга и Чирикова отправился в первое плавание, «1728 года июля 13 дня вышли с Божиею помощью в море собственноручно данному указанию между севером и востоком…».
В разгар лета поступил срочный запрос из Петербурга. В Гольштинии скончалась Анна Петровна, просили разрешения послать два фрегата — появилась новая забота.
«Пожалуй, для такого дела Бредаль лучше всех подходит», — подумал Апраксин, вызвал адъютанта и секретаря, приказал составить указание Адмиралтейств-коллегии.
— Бумагу-то пиши не откладывая, — поторопил секретаря Паренаго, а лейтенанту Лаврову приказал: — Ты не канитель, изыщи нарочного, сей же день отправь в Петербург…
В преклонные годы людям свойственно размышлять о пройденном пути. Одни испытывают при этом затаенную печаль от груза греховных деяний своих, другие чувство горечи от несбывшихся надежд, третьи ждут последнего часа с легким сердцем, довольные прожитым веком и сотворенным ими на благо людей.
Последнее время Федору Матвеевичу нет-нет да и давали о себе знать прожитые годы, часто пошаливало сердце, но он старался этого не показывать и, как положено моряку, без нытья и стенания воспринимать судьбу…
24 октября 1728 года в Петербурге Адмиралтейств-коллегия рассматривала очередное представление своего президента и постановила: «Слушано Е. С. генерал-адмирала, которым объявляет, что он о посылке к разлому строящихся в Воронеже до 1710 г. кораблей вице-адмирала Сенявина с коллежским мнением согласен».
По совпадению ли, на следующий день в Москве генерал-адмирал Апраксин отдал несколько распоряжений генеральс-адъютанту лейтенанту Петру Лаврову и секретарю Походной канцелярии Андрею Паренаго. Первое указание касалось адъютанта.
— Завтра никого не принимать, я занят. Ежели какие бумаги есть, давай на подпись.
Второе адресовалось секретарю.
— Назавтра же, Андрей, поутру приезжай ко мне, захвати бумагу гербовую да все принадлежности, коих в моем кабинете нет, перья наточи отменно.
День выдался ясный, тихий. Когда Паренаго расположился, Апраксин, сидя напротив в кресле, начал не спеша диктовать:
— «Во имя Отца и Сына и святаго Духа. Аминь. Рабски прошу Ваше Императорское величество дабы Всемилостивейшим моим Государем, а Вашего Величества дедом Петром Великим Императором и самодержцем Всероссийским и службы, которые я исполнял по силе ума моего, радостным сердцем и чистою совестью, повелеть по сему моему вольному завещанию ненарушимо исполнить. И оставшихся моих осиротелых брата и племянников в милости не оставить…»
Долго перечислял Федор Матвеевич всех близких и дальних родственников, друзей. Завещал им свои вотчины, имущество, кому ценности, кому деньги. Потом прервался, встал, взял у секретаря листы, перечитав, вздохнул и сказал:
— Продолжай, пожалуй. — И, расхаживая по кабинету, поглядывал на листок в руках, кого бы не позабыть:
— «Свойственникам моим от флота Капитану Андрею Федорову сыну и брату его родному Петру Хрущовым, да двоюродному брату их Капитану-лейтенанту Семену Иванову сыну Хрущову же… Гвардии Капитану-Лейтенанту Степану Федорову сыну Апраксину… В Златоустов монастырь, где лежат кости родителей моих… да человеку моему ж Козьме Грибоедову пожаловать по сто рублей и по высокой ко мне милости дать им свободу и дать пашпорты. А прочим моим людям пожаловать награждение годовые оклады в два и по высокой своей милости учинить свободных и пожаловать им всем свободные пашпорты».
Никого не оставил без внимания адмирал. Вспомнил о многих монастырях, всех петербургских и других церквах, благодетелях и верных простых людях, просил дать им волю.
Тщательно сверил Апраксин все записанное с памятью, облегченно произнес:
— Заверяй, Андрей, как положено.
«Учинено в Москве октября 26 1728 года, — старательно выводил секретарь, — писал секретарь Андрей Паренаго, у подлинного по листам подписанного генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин сему руку приложил…»
Ровно через две недели 10 ноября Федор Матвеевич тихо скончался… Московский обыватель узнал об этом из очередного номера «Ведомостей». «1728 году Ноября 10 дня преставился раб Божий, Генерал-Адмирал, Государственного Верховного Тайного Совета Министр, Действительный Тайный Советник, Президент Государственной Адмиралтейской Коллегии, Генерал-Губернатор княжества Эстляндского, кавалер обоих Российских орденов граф Федор Матвеевич Апраксин».
Северную столицу оповестили о грустном событии 19 ноября «Санкт-петербургские ведомости». В том же номере газета сообщила о прибытии из Гааги графа Головкина и его намерении отъехать в Москву на похороны графа Апраксина…