Феерическая Академия
Шрифт:
Я смотрела на клубы тьмы, которая растекалась по аквариуму.
— А просто вытащить нас ты не можешь? – спросила я, понимая, что однажды уже загадала желание лепрекону! Спасибо, но это навсегда у меня отбило охоту доверять магической халяве.
— Нет, мне нужен наследник… — вздохнула тьма, а я почувствовала, как Павлик заерзал на руках, а потом выскользнул на подол порванного платья.
— Куда! – возмутилась я, пытаясь его удержать. – Ты куда собрался? Мама запрещает! Не подходи к нему!
— Если я соглашусь пожертвовать собой, то я смогу вытащить
Тьма смотрела на мышонка, а тот бесстрашно стоял между мной и тьмой. «Да-а-а», - послышалось из тьмы.
— Павлик! – возмутилась я, пытаясь схватить его за хвост. – Не вздумай! Ты с ума сошел! Мама тебе не разрешала!
— Прости, мамочка, — произнес Павлик, подходя ко мне. – Но я… я не могу смотреть на то, как ты умираешь… Я…
Он икнул, а я попыталась схватить его в руку. Мышонок оказался ловчее, но я не сдавалась.
— Я очень люблю тебя… И хочу, чтобы ты была счастлива… — пропищал Павлик, а мне удалось прижать его хвост к полу и сжать его в почерневшем кулаке. – Мамочка, пожалуйста, отпусти меня!
Ага, а мячик не скинуть? Не пущу!
— Мамочка, я очень-очень люблю тебя, — послышался писк, а пыталась удержать его. – И я не переживу, если мамочка умрет! Прости мамочка…
Меня укусили так, что я обалдела. Мышонок бросился к тьме.
— За это! Прости! – послышался его голосок, а я дернулась за ним, но тьма оттолкнула меня к стеклу и исчезла. Сердце разорвалось от боли… Я потеряла всех… По щекам текли слезы. Малыш мой… Зачем ты так?
Я уткнулась лицом в ладони, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Зубы стучали, а я задыхалась от рыданий.
— Мама, — послышался голос, а мне на плечо легла рука. Теплая, живая, настоящая… Я дернулась, поднимая голову, видя перед собой мальчика лет шести… Темноволосый, красивый с желтыми, светящимися глазами. Он улыбался и смотрел на меня.
— Это я, Павлик, — прошептал ребенок, а за его спиной раскрылись два огромных черных крыла, похожих на крылья ворона. Тьма клубилась вокруг него, а он бросился мне на шею, обнимая и плача. – Я все вспомнил! Вспомнил, мама! Я был тем принцем, которого заколдовала Мелюзина, чтобы выдать замуж крестницу… Я тот принц, который искал маму! Это бы я! Много-много лет назад! Мелюзина не похитила меня, а превратила в мышь! И все подумали, что я пропал! Я тогда не мог разговаривать… Дар говорить мне вернула Моргауза! Мамочка… Мамочка, я расколдовался! Смотри, какие у меня теперь крылья! Раньше у меня таких не было! Теперь я могу обнимать тебя!
Я обнимала ребенка, прижимая к себе и рыдая, уткнувшись в его темные волосы.
— Мелюзина тогда сказала, чтобы я все забыл… Но проклятье, оказывается, снималось просто. Я должен был пожертвовать собой ради мамы! Но моя настоящая мама умерла… — всхлипывал Павлик, а мне было плевать, что у него крылья… Мой и все! Мой малыш! Никому не отдам!
Я обнимала, целовала детские щечки, плача от счастья. У меня никогда не было детей… Нет! Он у меня был всегда. Просто я об этом не знала!
— Я вытащу тебя отсюда, мамочка, — прошептал мой мальчик, отстраняясь. Ну зачем? Дай маме еще немного пообнимать тебя…
Он положил руку на стекло и то начало крошиться. Черные крылья раскрылись за спиной, а тьма вытекала из камеры. Я поднялась на ноги, покачиваясь, но Павлик помог мне встать.
— Ах она, тля! – выругался Павлик, шмыгая носом и выходя из клетки. – Писец ей!
Как вы думаете, стоит ли ребенка ругать в такой ситуации? Думаю, что нет.
— Будет жить с песцом! Или пойдет на юг! Может, станет добрее! На юге тепло! – заметил Павлик, гордо глядя на меня. А потом спросят, чему мама научила? А он же отчитается!
Я шла, покачиваясь, чувствуя почти осязаемую тьму вокруг себя. Перед глазами все расплывалось, но я шла, опираясь на стены. В какой-то момент слабость одолела меня, и я упала на колени.
— Вставай, мамочка, — слышался голос, а меня поднимали детские ручки. – Мамочка! Вставай! Если нужно, я готов сразиться с ним! Если он тебя не любит, я отомщу ему!
— Если я не дойду и превращусь в цветок, постарайся отдать его Оберону… И скажи, что я любила его, — прошептала я, в надежде перед смертью увидеть Оберона еще раз.
Я стиснула зубы, вставая с колен и продолжая свой путь. Оберон… Оберон… Только не умирай…
— Тьма! – послышались испуганные голоса, а я видела мелькающие перед глазами силуэты. Чьи-то пестрые крылья пронеслись перед глазами ярким пятном. – Тьма во дворце!
Я шла в тронный зал, чувствуя, как силы изменяют мне. Каждый шаг давался с трудом. Колени прогибались, но я вышла в зал. И замерла, чувствуя, как в груди дрогнуло сердце при виде знакомой фигуры.
Оберон стоял возле трона, его плащ стелился по ступеням. Не было ни стражи, ни прислуги, ни других обитателей дворца, ни Мелюзины.
Я стояла, опираясь на дверной косяк в виде переплетенных стволов тонких деревьев, и смотрела на бледное лицо чудовища. Корона украшала его голову, а я любовалась каждой черточкой его лица, запоминая всем сердцем.
Оберон молчал. Перед глазами проносилась рука, которая была занесена надо мной, искривленное ненавистью лицо и смертельное заклинение, которое летит в меня. Нас разделял целый зал, а я сделала шаг навстречу, впиваясь глазами в каждую черточку, в каждый отблеск волос…
«Как можно любить чудовище?», - звучал в голове голос Крейддилад, а я вдыхала любимый запах ночной фиалки. Каждый шаг давался мне с трудом, а перед глазами светлячки сливали в сверкающие ленты… Мир расплывался, но я видела лишь его лицо…
Я лишь улыбнулась, глядя в его глаза. Какой же он красивый… Любимый… Как же я рада, что увидела тебя в последний раз… И пусть ты меня совсем не любишь, никто не запрещает мне любить тебя… Просто любить… Принцем или чудовищем…
По щекам текли слезы, а я сделала еще один шаг, понимая, что он последний. Сердце с досадой заныло, но я взяла себя в руки, делая еще несколько шагов и обнимая его.
— Люблю тебя, — прошептала я, обвивая его руками и прижавшись к нему, как в последний раз.