Фельдмаршал должен умереть
Шрифт:
— Всё, что можно было сказать о подобной судьбе, я уже сказал, — развёл руками с бутылкой и рюмкой Бургдорф. — Жаловаться на судьбу можно только самой судьбе. А это, увы, бессмысленно.
— Но я всё же вышла замуж за офицера, которому было откровенно наплевать на то, дослужится он до каких-либо чинов или нет. Он был достаточно богат, чтобы всю жизнь оставаться подполковником, и достаточно ленив, чтобы предполагать, что кроме офицерского чина существуют еще и такие понятия, как самолюбие, цель жизни, слава, величие…
— Но к тому времени сами вы уже были заражены бациллой генеральства, поражающей многих офицерских
— Не считайте себя провидцем, наш генерал Бургдорф. Можно подумать, что так уж трудно догадаться, какой неизлечимой «генеральшей» я прослыла к тому времени. Но даже вы не способны понять, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы этот богатый бездельник, оставивший мне — что правда, то правда — целое состояние, в том числе и этот прекрасный особняк, дослужился до генерал-майора. Скольких друзей и знакомых мне пришлось срочно приобрести, скольким высокородным генеральшам подсунуть молодых любовников из полка моего мужа, в обмен на то, что они замолвят перед своими рогоносцами-мужьями слово о подполковнике, а затем и полковнике Крайдере. И не только перед мужьями, но и перед прежними, некстати состарившимися любовниками. Да и самой иногда приходилось ложиться под них — чего уж тут…
— Успокойтесь, фрау Крайдер. Эта история мне давно известна. Да и ваш «двухнедельный генерал» не стоит столь мучительных откровений.
— Стоят ли наши откровения нас самих — вот что меня теперь интересует куда больше. — Альбина поднялась и решительно направилась к двери. — Может случиться так, что этой ночью я вдруг забуду закрыть свою спальню, — бросила она уже из-за двери. — Как говорится, воля случая.
49
Ещё через несколько минут Родль доставил оберштурмбаннфюрера фон Шмидта на одну из конспиративных квартир диверсионной службы СД.
Лестница чёрного хода в старинном особняке, едва заметная узкая дверь, мимо которой можно было трижды пройти, не заметив; две небольшие комнатушки, из одной из них замаскированный ход вёл на чердак… Всё в этой квартире представало серым и неприметным. Однако озарял её своим присутствием золотоволосый гигант с четко очерченным эллинским лицом, плечами циркового борца и могучими ручищами, которые, встав посреди гостиной во весь свой рост, властно положил на грани офицерского ремня.
— Какое знакомое изваяние! — не мог сдержать своего восхищения барон фон Шмидт, опытным глазом бывшего боксёра оценив мощь и красоту телосложения представшего перед ним полковника вермахта. Нет, Шмидт и в самом деле мысленно признался себе, что никогда не видел красавца, равного этому мужчине.
— Насколько мне известно, с оберстом Курбатовым вы, барон, уже знакомы, — тоном дворецкого произнёс Родль.
— Имел честь. — Сняв фуражку, поскольку оберст стоял посреди комнаты без головного убора, Шмидт приветствовал русского диверсанта весьма неуклюжим кивком массивной, заметно суженной к темени головы. — Рад видеть, господин оберст.
— Корсиканские корсары Роммеля вновь сходятся под пиратскими парусами, — сдержанно улыбнулся Курбатов.
— Кем только меня после операции по захоронению сокровищ фельдмаршала, носившей странное название «Бристольская дева», ни называли. В том числе и корсиканским корсаром Роммеля.
— Обязан напомнить, что полковник, князь Курбатов — бывший командир русского диверсионного отряда, который…
— Я в курсе, Родль, — прервал его барон. — Мне приходилось слышать об этом сибирском рейде, в том числе и от самого диверсант-полковника.
— Если бы вам представилась возможность читать русские эмигрантские газеты, там о князе — взахлёб. По просьбе Скорцени, некоторые статьи были специально переведены на германский. Они впечатляют.
— Не следует акцентировать внимание на делах прошлых лет, — сдержанно предостерёг гауптштурмфюрера Курбатов.
— Смею возразить, господин оберст. Время вашего знакомства тоже должно быть использовано рационально, — молвил Родль. — Представляете себе чувства истосковавшихся по родине русских аристократов, — вновь обратился он к фон Шмидту, — когда они вдруг узнают, что из глубины Сибири, с дикого Востока, к ним явился этот молодой белогвардейский, как говорят русские, офицер, князь! Словно бы пришёл из красивой легенды, из вечности. Но хватит эмоций. Садитесь, господа, разговор наш будет недолгим. Господин оберштурмбаннфюрер, — продолжил он, когда собеседники уселись в приземистые кресла, — вам придётся провести в этих апартаментах ещё, как минимум, трое суток.
Шмидт устало взглянул на Родля и красноречиво пожал плечами. После того как ему продемонстрировали арест двух типов, устроивших за ним слежку, оберштурмбаннфюрер воспринял сообщение о домашнем аресте с иронией человека, и не такое видевшего на своём веку. Единственное, на что он имел полное и неотъемлемое право, так это проклинать тот день, когда Роммель втравил его во всю эту историю со своими африканскими сокровищами.
— Ясно: в течение трёх суток я нахожусь здесь. Что дальше?
— Затем вновь появится полковник Курбатов, который в эти дни не станет стеснять вас своим присутствием. — Слушая эти слова, князь полузакрыл глаза: то ли от усталости, то ли от безразличия. — Он доставит вам документы и деньги. Маршрут и транспорт, которым вам надлежит отправиться в Италию, мы к тому времени определим.
— Опять в Италию?! — приподнялся Шмидт. — Уж не на переговоры ли с американцами?
— В Северную Италию, естественно, под крыло великого дуче.
— Но что нам делать в вотчине дуче? Во всяком случае, мне?
— Не пойму, с чего вдруг вы столь агрессивно настроены против Италии? Страна философов, поэтов и этих… как их там, скульпторов: Микеланджело, Родена, если только они, в самом деле, были итальянцами, поскольку, признаться, в истории искусства я не силен.
— Что вы валяете дурака, гауптштурмфюрер?! — побагровел фон Шмидт, вспомнив, что значительно старше Родля по чину. — Какая, к чертям собачьим, «страна философов и поэтов»?!
— Если вы решительно настроены скрываться от преследователей-кладоискателей на Восточном фронте, противостоять вашему желанию я, конечно, не смогу.
— Почему вдруг скрываться? — возмутился Шмидт, мысленно согласившись при этом, что Северная Италия всё же лучше, чем Южная Польша или Венгрия.
— Да потому, что, спрятав вас на время в одну из разведывательно-диверсионных школ в Италии под чужим именем, мы таким образом получим хоть какой-то шанс спасти вам жизнь. Пока о вас не забудут, пока не прояснится ситуация в Италии и на других фронтах. Официально вы — представитель отдела диверсий имперской безопасности.