Фельдмаршал должен умереть
Шрифт:
— Кальтенбруннер — великий стратег, барон. Слишком великий, чтобы заниматься какими-то там кладами и картами. Его замыслы столь глубоки и дальновидны, что время от времени он позволяет себе отказываться… даже от них.
Шмидт покачал головой, пытаясь понять, что скрывается за словами Скорцени, но понял только одно: тот настроен агрессивно.
— И
Скорцени понимал, что фон Шмидт имеет все основания вести себя так, но ему было ясно и то, что с ним, начальником отдела диверсий СД, вести себя так непозволительно никому. Не исключая Гиммлера. К тому же Отто добила ссылка барона на неудачу Кальтенбруннера, единственного из руководителей СД, к авторитету которого он мог сейчас апеллировать, и который мог бы воздействовать на великого магистра Ордена СС.
— Рейхсфюрер абсолютно прав, резко сужая круг лиц, посвященных в эту тайну, — нашелся Отто. — Тем более что без вашего участия в операции нам всё равно вряд ли удастся обнаружить эти контейнеры, дьявол меня расстреляй.
— Вы правы: в данном случае любая карта — дерь-рьмо, — примирительно согласился Шмидт, поняв, что, спасая карту, он в то же время спасает свою жизнь. Как только карта и приметы станут достоянием этого похитителя Муссолини, барон фон Шмидт сразу же покажется ему слишком задержавшимся на этом свете опасным свидетелем. До барона уже давно доходили слухи о том, как один за другим исчезают участники конвоя Роммеля — и солдаты, и моряки.
— Что же тогда не дерь-рьмо? — спародировал его обер-диверсант рейха.
— Нужны верные приметы. Насколько я понял, вы собираетесь снаряжать экспедицию? Так вот, я готов присоединиться к ней.
— И каковой же вы представляете себе эту экспедицию в наше время? Для кого, спрашивается, вы будете извлекать африканские сокровища? Мне нужна сейчас не карта, а гарантия того, что ориентиры расположения клада утеряны не будут и что к нему не подберется никто, кроме людей моей команды.
— Правомерно.
— Поэтому поездка в Италию отменяется, хотя мы и распустим слух о том, что отправили вас к макаронникам. На самом деле завтра же вы отправитесь в Берхтесгаден и до конца войны, до моего особого приказа, будете оставаться там, в районе Альпийской крепости. — Шмидт хотел что-то возразить, однако Скорцени упредил его: — Приказ о назначении вы получите завтра же, не покидая не только Берлина, но и стен этой квартиры. Там, в Альпийской крепости, вы тоже обязаны будете находиться в строго отведённом месте службы, под моим личным присмотром.
— Стоит ли прибегать к подобным мерам? — пожал плечами фон Шмидт.
— Еще как стоит! Теперь вы, барон, сами превратились в одну из африканских жемчужин фельдмаршала Роммеля. И не стану утверждать, что завидую вам по этому поводу.
— Я и сам себе уже не завидую, — проворчал барон, и широкоскулое шелушащееся лицо его покрылось густой сетью багровых капилляров.
— Отныне вы входите в особую группу коммандос «Корсика» и, независимо от положения на фронтах и даже общего исхода войны, всегда, при любых обстоятельствах будете выполнять все мои приказы, причем только мои, — внушающе молвил обер-диверсант рейха. — И никаких псалмопений по этому поводу, барон! Никаких псалмопений!