Фельдмаршал должен умереть
Шрифт:
— Почему ты считаешь, что они преследуют меня? — попробовал хоть в какой-то степени оправдаться, а заодно и остепениться Роммель.
— Раньше все мы, солдаты, ощущали ваше величие. — Роммель уже привык к словесной пышности и непосредственности денщика, тем не менее, подозрительно покосился на него: уж не пытается ли он подтрунивать над своим командиром? — И смерть, как мы считали, тоже боялась вас. В нашем представлении вы остались непобедимым и бессмертным.
— Что же изменилось? Я кажусь вам другим только потому, что теперь
— Теперь же вы… Нет, простите господин фельдмаршал… Впрочем, вы и сами все прекрасно понимаете. Таков мой принцип.
Щадя самолюбие командующего, Штофф так и не договорил. Да в этом и не было необходимости. Роммель понимал, что его время прошло, теперь он уже больше не кумир ни для солдат, ни для фюрера.
«Так, может, тебе самое время уйти? — жестко спросил себя фельдмаршал. — Пока ты еще действительно способен уйти «героем Африки», а не жалким заговорщиком из висельничной свиты Фромма и Штауффенберга?».
30
Оставив эскорт из бронетранспортёров на обочине, «мерседес» несколько минут скитался по разбросанным между холмами и кирхами улочкам городка, пока наконец не наткнулся на вывеску «Полиция». От самого здания остались, правда, только развалины, однако теперь уже разыскать полицейский участок оказалось несложно.
— Первая и единственная бомба, сброшенная американцами на наш городишко, и та попала прямо в камеру предварительного заключения, — объяснил начальник полиции, устроившийся со своими подчинёнными в конфискованном особняке, еще недавно принадлежавшем семье еврея-адвоката. — Не бомба, а бич господний. Хорошо ещё, что в участке оставались только дежурный да два задержанных нами подозрительных типа.
— Так вот, вторая бомба, случайно выпавшая из заблудившегося бомбардировщика, разнесёт ваш участок, если вы сейчас же не свяжете нас с одним ближайшим поместьем, — пригрозил Бургдорф, решительно направляясь к телефонному аппарату.
— Разве что это будет поместье фельдмаршала… — не задумываясь, развеял загадочность его намерений обер-полицейский.
— Что, уже кто-то пытался связаться с ним до нашего приезда? — настороженно поинтересовался генерал.
— Несколько раз. Но не сегодня.
— И кем оказался последний любопытствующий?
— Некий морской офицер. С ним беседовал дежурный полицейский, на всякий случай проверивший у старого морского бродяги документы. Они оказались в порядке.
— Как давно это было? — вмешался в разговор гестаповец.
— Дня четыре назад.
Гестаповец понимающе кивнул. Морской бродяга появлялся здесь до появления у поместья его людей. Поэтому он тотчас же пожелал встретиться с дежурившим в тот день полицейским.
Что-что, а связь действовала здесь с сугубо германской беспрекословностью. Уже через минуту адъютант фюрера терпеливо дожидался, пока к аппарату позовут фельдмаршала Роммеля. При этом он движением головы выставил начальника участка за дверь.
— Это вы, Эрвин? — решил Бургдорф сразу же установить доверительные отношения с будущей жертвой.
— Здесь фельдмаршал Роммель, — глухим, неокрепшим голосом представился владелец поместья. — С кем имею честь?
— Мне не хотелось бы заподозрить тебя в том, что отказываешься узнавать старых фронтовых друзей. Пусть даже по голосу. С генералом Бургдорфом, адъютантом фюрера, ты имеешь дело, Эрвин. С кем же ещё?
— Бургдорф? — всё тем же резковатым, официальным голосом переспросил Роммель. — Это ты?
— Что неоспоримо, — ответил генерал своей всем известной фразой:
— Вот теперь узнал, — без особой радости констатировал Лис Пустыни. — Не так уж часто эти самые старые фронтовые друзья находят время, чтобы дозвониться до меня. Не говоря уже о желании проведать. Поэтому не знаю, стоит ли радоваться твоему звонку.
— Не стоит, — буднично посоветовал Бургдорф, стараясь не встречаться взглядом с несгибаемым судьей из Суда чести вермахта. И тоже перешёл на официальный тон: — Однако желание проведать вас, фельдмаршал, у меня и в самом деле появилось.
— Обо мне уже вспомнили в ставке фюрера?
— Вспомнили, фельдмаршал, вспомнили.
— Это обнадёживает, — как-то безинтонационно пробормотал Роммель.
— Однако о воспоминаниях потом. Как вы себя чувствуете?
— По-солдатски. Жду дальнейших приказаний.
— Ответ истинного фельдмаршала.
— Мне следует ждать вызова в ставку главнокомандующего?
— Не следует. Ждать следует меня.
Слышно было, как Роммель удивлённо хмыкнул, и понадобилось несколько секунд, прежде чем он удосужился спросить:
— И когда именно прикажете ждать?
— Прямо сейчас.
Роммель запнулся на полуслове и натужно прокашлялся. Он тянул время, не зная, как реагировать на эту новость.
— Что-то произошло? Фюрер решил направить ко мне столь высокопоставленного гонца? — в голосе его явно проскальзывали нотки тревоги.
— Война, господин Роммель. А на войне постоянно что-то происходит.
Уклончивый ответ адъютанта фюрера Лису Пустыни явно не понравился.
— Где вы сейчас находитесь? — сухо поинтересовался он.
— В получасе езды от вашего поместья.
— И только теперь решили предупредить о своём визите?! — недовольно проворчал Роммель. — Странные теперь у вас в ставке манеры, генерал.
— Кстати, я не один. Со мной генерал Майзель.
— Какой еще генерал Майзель?
— Из Суда чести. Чин генерала он получил совсем недавно.
— Из Суда чести?! Любопытно. Таковой ещё существует?
— И будет существовать до тех пор, пока существует рейх.
Бургдорф умышленно упомянул о принадлежности Майзеля к судьям этого суда. Таким образом он уже готовил фельдмаршала к будущему трудному разговору о его дальнейшей судьбе. Лис Пустыни должен был всё понять ещё до того, как они встретятся.