Фельдмаршал должен умереть
Шрифт:
— В таком случае плевать я хотел на их удостоверения.
— Скорцени особо предупреждал меня, а следовательно, и вас, что в «Орнезии» барон фон Шмидт может появиться только под фамилией, указанной в удостоверении. Так что благодарите Бога и Скорцени, что вам хотя бы оставили ваш чин. Кстати, вот ещё один документ. Оказывается, это медицинская справка, из которой следует, что в течение двух месяцев вы пребывали в 117-ом госпитале на излечении по поводу контузии и воспаления легких. Как это вас угораздило, господин Лоут?
— Прекратите, полковник! — поморщился барон.
— А
— Лучше бы эти кретины и в самом деле направили меня в санаторий, чтобы подлечить её.
— И еще один документ, которым удостоверяется, что в настоящее время оберштурмбаннфюрер Лоут выполняет особое задание службы безопасности Главного управления имперской безопасности.
— Увидев эту бумажку, английская контрразведка упадет передо мной ниц.
— А по-моему, вам нечего жаловаться на судьбу, оберштурмбаннфюрер, передал Курбатов все эти бумаги их владельцу. — Чин сохранен. Болячки ваши фронтовые основательно подлечены. Задание настолько секретное, что ни вам, ни мне — не говоря уже о «Сикрет Интеллидженс Сервис», сути его понять не дано. Чего еще желать офицеру, когда вокруг — война, а ему предлагают виллу на Лигурийском побережье?
— Посмотрел бы я, как бы вы чувствовали себя, если бы в течение трех месяцев вам трижды меняли фамилию, швыряя при этом из одного конца Германии в другой, а оттуда — в Италию. К тому же чуть ли не каждую неделю сообщали, что кто-то из людей, с которыми вы осуществляли некую идиотскую операцию, то ли при очень странных обстоятельствах погибает, то ли сдуру кончает жизнь самоубийством.
— Ну, к изменению фамилий мне не привыкать.
— Вы — диверсант. Совершенно упустил из виду.
— А что касается ваших знакомых… Не кажется ли вам, что все, кому по замыслу СД положено было исчезнуть, уже исчезли? Вам пора понять, что с исчезновением каждого из них ваши шансы — лично ваши, оберштурмбаннфюрер Лоут, на то, чтобы дожить до конца войны, резко увеличивались?
— Вы тоже так считаете?
— А кто еще считал так?
— Мне порой тоже казалось нечто подобное. Но теперь вновь мерещится очередная автомобильная катастрофа или выстрел из-за угла.
— Об этом можете забыть. Если бы он должен был прозвучать, этот выстрел из-за угла, он бы давно прозвучал.
Барон оторвался от повторного чтения бумаг и внимательно, недоверчиво всмотрелся в глаза Курбатова. Сейчас он казался князю жалким, как воришка, которого вот-вот должны вздернуть на городской площади.
— Вы действительно уверены в этом?
— Только что мы отправили ящики с ценностями. Скорее всего, с картинами древних мастеров. Впрочем, неважно, с чем именно. Так вот, для Скорцени вы представляете такую же ценность, как любой из этих грузов. И так будет продолжаться до тех пор, пока другие ящики, с золотом Роммеля, будут покоиться на дне моря у берегов вечно пиратствующей Корсики.
Барон опустил подбородок на грудь и отчаянно помотал головой.
— Сдают нервы. Нервы сдают, нервы, нервы!.. — восклицал он, словно заклинание. — Это все проклятые нервы!
Курбатов улегся на кровать и, забросив ноги на перила, закрыл глаза: «Нервы! Все вокруг жалуются на нервы. А что делать, на что жаловаться ему, человеку, прошедшему по тылам врага всю Евразию? Нужно жить и сражаться. Тактика боевых слонов: подняли хоботы, протрубили боевой клич — и в бой!»
Барон вновь, теперь уже бегло, просмотрел удостоверение личности, справку, еще какие-то документы, предусматривавшие офицерское довольствие, и швырнул все это на стол.
— Опять разочарованы, — благодушно констатировал Курбатов. Страхи Шмидта казались ему детским капризом. — Вы слишком усложняете себе жизнь, барон, вот что я вам скажу.
— Какими бы бумажками ни осчастливливали меня Скорцени и его парни, все равно, поверьте мне, князь, это уже не жизнь, а великосветское дерь-рьмо!
— Ну, если вам удается видеть её в таком ракурсе, — пожал плечами Курбатов.
— Почему я вынужден всю оставшуюся жизнь прятаться?
— Что вы предлагаете?
— А что вы советуете?
— Делать вид, что ничего не происходит. Скоро мы окажемся на побережье Лигурийского моря. Вы будете загорать на пляже, дышать средиземноморским воздухом, любоваться горами… Что еще нужно человеку, когда вокруг агонизирует Вторая мировая война?
— Вы не собираетесь еще раз отправиться в тыл к русским?
— Нет, барон, вас в свою группу я не включу.
— Почему? Из любопытства…
— Будь вы членом моей группы, я пристрелил бы вас в первый же день. Как только услышал бы ваше неугомонное нытье.
— Оскорбляете, полковник. Барона фон Шмидта оскорбляете. И, может быть, впервые в жизни я не могу сказать, что вы — великосветское дерьмо. Не потому, что опасаюсь, а потому что это было бы несправедливо. Я искренне уважаю вас как фронтового офицера. Видел вас в деле, там, в поселке, на дороге, в ущелье. К тому же вы — аристократ. А это особая каста, да, полковник, особая. Ну а все, чем мы занимаемся, это и в самом деле всего лишь великосветское дерь-рьмо.
— Оригинальный способ восприятия мира.
— Не оригинальный, полковник, не оригинальный. И я не понимаю, почему из-за каких-то лежащих на дне моря ящиков я вынужден буду всю оставшуюся жизнь прятаться. Причем, что самое ужасное, от своих же.
— Ибо в вашем трагическом случае, — спокойно остудил его князь, укладываясь на кровать, — наиболее опасны именно свои. И еще — как диверсант диверсанту: как можно реже упоминайте о ящиках. Даже в разговоре со мной. Офицеру, только недавно перенесшему тяжелейшую, как утверждается в медицинской справке, травму на Восточном фронте, подобные воспоминания крайне вредны.
— Прекратите издеваться, князь. Это не так легко переносить, как вам представляется.
— Я бы поиздевался, если бы спросил, не хотите ли и в самом деле получить контузию на Восточном фронте. Чтобы в ваших документах все соответствовало действительности.
— Не знаю, может быть, на вилле «Орнезия» действительно не так уж дурно, — благополучно ушел от этой темы барон. — Но попомните мое слово: надолго задержаться на ней нам не дадут.
— А я и не собираюсь задерживаться там надолго. Это не в моих правилах — засиживаться в одном месте.