Фельдмаршал Румянцев
Шрифт:
Совещание было коротким. Все понимали, что медлить нельзя. По разным дорогам помчались курьеры.
И события замелькали с головокружительной быстротой. Обстоятельства менялись чуть ли не каждый день… Принц Вюртембергский двигался к Трептову. Все войска Румянцева были приведены в боевую готовность и устремились вслед за корпусом принца. Но никаких действий пока не предпринимали. Нужно было подробно разведать о намерениях неприятеля. Полковник Девиц со своими драгунами с трудом преодолевал бездорожье. Неприятель шел по Трептовской дороге. Повсюду русские видели амуницию, брошенные пушки, но воспользоваться трофеями не могли, потому что вытащить эти ящики с амуницией, а тем более пушки, из густой, непролазной грязи не было никакой возможности. Попробовали впрячь в пушки несколько лошадей, но они даже не стронулись с места, так глубоко увязли. Да и неприятель, заметив преследование, выслал арьергард, открывший жесточайшую стрельбу. Ничего не оставалось, как пушки и ящики с амуницией подорвать.
В то самое время корпус Румянцева, расположенный в разных местах, перешел Перзанту и в полночь уже был на высотах, контролирующих все подходы к реке. Стали поступать сведения от генералов Яковлева и Берга, которые строго выполняли диспозицию Румянцева: Яковлев отступил от Грейфенберга к деревне Герфин, лежащей в одной миле от позиции корпуса, а Берг при виде движущегося неприятеля покинул Грейфенберг, мост через реку Регу за собой уничтожил. Полковник Кирсанов, наблюдавший движение неприятельское у Трептова, тоже почел за необходимое разобрать мост, опасаясь нападения неприятеля, и удалился на соединение с корпусом.
Помешать неприятельской операции не удалось. Им использованы были все средства для того, чтобы навести на ложный след русское командование. Совершив тайный, под покровом ночного тумана, марш, он вышел из окружения на оперативный простор. Теперь принцу Вюртембергскому ничто не помешает соединиться с корпусом Платена. А Румянцев не мог предпринимать активных действий, не узнав о подлинных намерениях неприятеля. Но как узнать? Уже не раз обманывали дезертиры и обыватели, давая заведомо ложные сведения, чтобы запутать, сбить с толку командование русской армии. И Румянцев горько жалел об ошибке, которую он допустил. Будь у него побольше сил, такого не случилось бы.
«Да, ничего не остается делать, как выжидать. Невозможно одного преследовать и другому противиться… К тому же и мосты через Регу у Трептова и Грейфенберга сокрушены моими «храбрыми» генералами, дабы неприятель их не мог преследовать. Вот ведь вояки… А ведь знали, что не оставлю я их наедине с неприятелем. Теперь же без мостов трудно перейти Регу, она еще не замерзла», – сокрушался Румянцев.
Возвратился капитан Бок и доложил, что комендант Кольберга фон дер Гейден отказался сдать крепость. Румянцев отдал приказ генерал-поручику Гольмеру вырыть траншеи, поставить батареи и открыть огонь по Кольбергу.
В город полетели снаряды.
Генерал Берг преследовал принца Вюртембергского до Дамма, что неподалеку от Штеттина. Дальше преследование было опасным. Румянцев приказал внимательно следить за неприятелем, сковывать его действия, не допускать всякий провоз в крепость Кольберг.
Пока все шло так, как и предполагал Румянцев. Два корпуса, соединившись, не торопились с боевыми действиями, копили силы, выясняли свои возможности, а главное – готовили огромный обоз для осажденных, который им было приказано Фридрихом провезти с боями в Кольберг.
Один из перебежчиков прямо сказал:
– Принц Евгений обещал вернуться с продовольствием и фуражом…
«Пусть идет, – подумал Румянцев. – На этот раз ему не удастся нас перехитрить. Мы будем ждать его, использовав им же сделанные ретраншементы… А может, встретить его в чистом поле?»
Если б кто увидел Румянцева в этот момент, поразился бы происшедшей с ним переменой. Куда девалась обычная в последние дни усталость? Глаза горели, а все его могучее тело дышало энергией. «А Голицын уговаривал меня идти на зимние квартиры. Он еще увидит, здесь произойдет изрядная баталия!» Румянцев явно торжествовал не только над своим родственником, но и над старым фельдмаршалом Бутурлиным, над всеми, кто был против его плана ведения войны.
Наступали решительные дни осады Кольберга, а вместе с тем и всей кампании 1761 года. Румянцев приказал закрыть Кольбергский проход, по которому прошел принц Евгений. Генерал-майор Яковлев, генерал-поручики Долгоруков и Олиц, бригадир Брандт – опытные воины, на них можно положиться. Да и войск теперь хватит, все они плотным кольцом окружили Кольберг, обратив свои орудия и штыки против неприятеля, идущего с запада и юго-запада. Неприятель хитроумен, он может прорваться в любом направлении…
13 ноября Румянцев осматривал позицию корпусов принца Вюртембергского и генерала Платена, которые правым флангом примыкали к Шифельбейну, а левым – к деревне Лейкоу. Он долго рассматривал в подзорную трубу неприятельские палатки, следил за мельканием конских и человеческих фигур.
Сзади раздался голос одного из полковников, сопровождавших Румянцева на рекогносцировку:
– А ведь можно неприятеля атаковать в сей его позиции.
– Только не иначе как обойдя или от Шифельбейна, или от Рюгенвальда, – заметил другой из свиты сопровождения.
– Понимаю вашу смелость и желание послужить нашей славе и Отечеству, господа, – сказал Румянцев, не поворачиваясь к говорившим. – Но, думаю, намерение неприятеля в том, чтобы выманить нас с нынешней позиции, пресекающей ему путь к Кольбергу. А потом напасть на атакующих и провезти провиант в крепость. Других целей он не преследует. Вот почему предпринимать атаку, как бы ни была она благоприятна для нас, невозможно. Большой риск, а рисковать всей кампанией не имеем права. Подождем. Неприятель сам предпримет действия, а вот уж тогда посмотрим, кто кого перехитрит. Мы будем диктовать свои условия ведения боя. Ему деваться некуда, как идти на прорыв. Наберитесь терпения, господа. Осталось совсем чуть-чуть. Позиция у нас крепкая. Только нужно быть внимательным и осторожным: неприятель знатный, может ускользнуть. В таковых обстоятельствах за один час может все перемениться. А корпус князя Вяземского что-то медлит. Пора бы уж ему присоединиться к нашим войскам. Ох уж эта наша медлительность, сколько из-за нее мы упустили побед…
Румянцев долго всматривался в позицию неприятеля. Сколько он еще будет маневрировать, скрываясь за ущелинами и болотами, которых здесь изрядное число? Когда неприятель перешел на эту сторону Реги, Румянцев решил было атаковать, тем более что мосты на реке были разорены, что помешало бы пруссакам ретироваться*. Но, увидев его позиции, Румянцев понял, что невозможно атаковать во фронт неприятеля, расположившегося за большим буераком и за высотами, за которыми начиналось большое чистое поле. Ясно, что оно могло простреливаться и пушками и ружьями. Потери при такой атаке были бы огромными, и она вполне могла оказаться бессмысленной. Можно было бы зайти с флангов, как подсказывали его подчиненные, но в этом случае нужно было делить на отряды свой корпус, ослаблять таким образом основные силы, стоящие против неприятеля, который мог бы незамедлительно воспользоваться этим и напасть на него, выполнив задуманное предприятие. Так что и атаки с флангов отпадают: все военные резоны* воспрещают делать это…