Фельдмаршал Румянцев
Шрифт:
Стремительно и неустрашимо двигались каре Племянникова и Румянцева на возведенные за ночь укрепления. Турки открыли пушечный огонь, целясь преимущественно туда, где находился главнокомандующий. Румянцев все время был впереди дивизии Олица, «ободряя примером собственным к неустрашимости следовавших за ним». Крики раненых, ржание испуганных лошадей, свист ядер – уже ничто не могло остановить стремительное движение русских на центр турецкой армии. Подойдя к ретраншементу, они увидели перед ним обширный, глубокий ров, в котором затаились янычары. Завязался рукопашный бой…
Между тем каре Племянникова достигло укреплений неприятеля и готово было «простереть руки на овладение» оными, как неожиданно из лощины, мимо которой оно двигалось, выскочили тысяч десять янычар с саблями в руках и всей толпой, как
Повернувшись к принцу Брауншвейгскому, который не покидал его все это время, Румянцев сказал:
– Теперь настало наше дело!
«И сим словом, презря грозную опасность, бросился к бегущим, кои уже перемешались с лютыми янычарами, под саблею сих последних, – вспоминал очевидец. – Одним словом «Ребята, стой!» мог он одержать своих ретирующихся и возобновить к отражению неприятеля, велев притом ударить наижесточайше из своих батарей по янычарам, которые без того меньше минуты могли бы уже коснуться каре генерала Олица. 1-й Гренадерский полк, внимая его повелению и предводительству, весьма храбро ударил на все стремление неприятельское и оное сокрушил бодрым духом и отважною рукою, к чему споспешником ему был командир оного бригадир Озеров. Их штыки и пушки, тут случившиеся, в один момент все дело решили, и с удивительною скоростию и послушанием построенное опять каре генерал-поручика Племянникова, воскликнув единодушным гласом «Виват Екатерина!», шло вперед. Тут послал его сиятельство на сию дерзкую пехоту свою тяжелую кавалерию, с которою, с одной стороны, генерал-поручик граф Салтыков, с другой – генерал-майор князь Долгоруков, пробившись, ее посекли и силою вообще огненного и белого оружия великую часть янычар положили на месте, а остальных погнали и в ретраншемент потом вошли…»
Так свидетельствует очевидец о подвиге Румянцева, показавшего пример беззаветного мужества и личной храбрости, великого спокойствия духа и искусства находить выход из, казалось бы, безвыходного положения.
Ни на одну минуту не выпускал Румянцев нити руководства сражением из своих рук и после этого драматического эпизода.
Каре Боура зашло в тыл неприятеля и открыло сильный артиллерийский и ружейный огонь. Под дружным напором русских солдат турки попятились назад. В тыл их укрепленных линий зашел корпус Репнина и открыл уничтожающий пушечный и ружейный огонь. Батальон графа Семена Воронцова ворвался в ретраншемент и в рукопашной схватке истребил множество янычар. Заняты были батареи, захвачено несколько знамен. Повсюду рукопашные схватки заканчивались победой русских солдат. Турки побежали…
И великий визирь дрогнул, поняв, что оказать сопротивление яростному напору отрядов Румянцева, лавиной идущих со всех сторон, он бессилен. Неприятель, «видя свой великий урон, бросил весь обоз и побежал толпами во все ноги к стороне Дуная, где было до трехсот судов больших, которые послужили к его переправе, но не безбедственной, а затем завладели войска турецким полным лагерем, получили в добычу всю артиллерию во сто сорок хороших орудиев на лафетах и со всеми к тому артиллерийскими запасами и великим багажом… Посреди сего изобильного лагеря, прошедши в порядке, преследовали неприятеля верст до четырех, а далее итить за ним усталость солдат не позволила, поелику продолжался беспрерывный и жестокий бой с начала пятого до половины десятого часа поутру, в котором свершили уже нашу победу, а в кавалерии за отделением ее к прикрытию запасного магазина имели недостаток» – такой итог сей жаркой битвы подводит очевидец.
Часа в три, когда сражение повсюду закончилось, Румянцев впереди свиты своей объезжал турецкий
Размышления его были прерваны самым неожиданным образом. Перед его конем выросла могучая фигура старого гренадера, смотревшего смело и уверенно.
– Ты, ваше сиятельство, прямой солдат. Все так говорят, кто видел тебя сегодня в деле. Если б не ты, кто знает, как бы оно все повернулось-то. Все солдаты просили меня передать тебе эти слова. Уж не обессудь, может, что и не так сказал.
– Спасибо, друг мой. Сегодня все превосходно себя показали… Слава победы всем принадлежит сегодня по праву. Вот его светлость принц Брауншвейгский впереди всегда находился во время жестокого сражения, презирая все опасности и оказывая добрую свою волю к пользе нашей. Равно и все наши на сем сражении с похвальною охотою поступали…
– Так-то так, вам виднее. Но ты, ваше сиятельство, прямой солдат. Вот что я тебе скажу.
Все сопровождавшие Румянцева с большим вниманием следили за разговором, прекрасно понимая, что гренадер высказал общее мнение и солдат и командиров.
А Румянцеву некогда было купаться в лучах славы. Нельзя второй раз упускать неприятеля, надо преследовать его разбитые части и довершить начатое при Ларге и Кагуле.
После краткого отдыха корпус Боура, взяв пропитание из турецкого лагеря, последовал к Дунаю за бегущим неприятелем. При виде стремительно двигавшегося корпуса у турок началась паника. Русские открыли огонь по судам и лодкам, в которых копились готовые к отплытию на другой берег турки. Озверевшие от страха турки рубили друг друга в борьбе за место на отплывающих судах и лодках. Тем, кому не досталось места, хватались за канаты и доски, увлекая за собой на дно перегруженные суда и лодки. «Словом, гибель тут, – как свидетельствует очевидец, – была туркам наивеличайшая, что доказывали ясно всплывающие великим числом на поверхность воды утопшие тела…»
Второй поток бегущего неприятеля устремился к Измаилу. Вслед за ним погнался отряд из бригады Игельстрома. 22 июля Игельстром, разбив арьергард турок и захватив его обоз, донес Румянцеву, что его небольшому отряду вряд ли удастся одолеть многочисленного неприятеля. Румянцев направил ордер князю Репнину: «Одно Вашему сиятельству подтверждаю, чтоб как можно поспешали вы к Измаилу, не давая неприятелю опомниться. Понтоны уже ко времени приспеть не могли бы, а для переезду я на Ялпух оные отправил. Как турецкие обозы переправлялись, то вы тем путем пройти с корпусом, без сомнения, найдете себя в состоянии. Господина Ржевского взять всегда было во власти вашей, оставя какой-нибудь батальон на его посте. В Измаил вступя, дождитесь в оном дальнейшего моего повеления, которое зависит еще от тогдашних обстоятельств, а графа Подгорячани не упускайте отрядить, и тогда чтоб всюду гнать, где только услышите в сей стороне неприятеля, что будет уже делом вашего предусмотрения».
Предусмотрительность Румянцева и жесткость его приказа сыграли свою роль. Репнин, подойдя к Измаилу 26 июля, разделил свой корпус на четыре отряда и двинул их на штурм городского вала. Четыре батальона гренадер и четыре орудия полевой артиллерии под командой генерал-майора Григория Потемкина пошли с правой стороны; вторую колонну составили два батальона егерей под командой подполковника Фабрициана; третья часть состояла из Кабардинского и Санкт-Петербургского полков и Киевского батальона и четырех полевых орудий под предводительством барона Игельстрома; четвертую колонну из двух гренадерских батальонов с двумя орудиями вел бригадир Ржевский. Конница расположилась посредине пехоты.