Фельдмаршал

Туринов Валерий Игнатьевич

Заметив, что его речь мало произвела впечатления на горожан, он устало вздохнул от их равнодушия к судьбе своего народа и направил теперь своего коня к церкви. Спешившись подле паперти, он поднялся по невысокому крыльцу, вошёл внутрь церкви. Там было пусто, пыльно и прохладно.

Он приказал капитанам собрать всех каноников епархии Упсалы. Даже силой, если те откажутся выполнить его распоряжение.

Каноников собрали.

– Вы, как духовные отцы! – обратился он к ним. – Должны показывать пример покорности светской власти! Сами же вы всегда восстаете первыми против неё!.. И постоянно утесняете своих же, шведов! Для этого призываете на помощь тех же датчан, их короля!.. Но если бы только это было! Так вы, под видом святости, присваиваете себе имения своих же сограждан! И из-за этого много крови пролили! И слово Божье употребляете для прикрытия не только своей жадности и тщеславия, но и своей жестокости! Вы наполнили государство ложными слухами! Ваш спор с королями о верховной власти всегда приводил к злополучию Швеции! И впредь то же будет, если не положить пределы вашей власти!..

Он знал трусливость этих Божьих избранников… И не щадил их…

– И я хочу услышать от вас сейчас, немедленно: будете ли вы, как шведы, помогать мне в деле изгнания тирана из государства?.. Чтобы мне знать: как поступить в таком случае с вами!

Каноники притихли… Испуг и трепет отразились на их лицах.

– Позволь нам посоветоваться с архиепископом… – залепетал один из них. – Мы надеемся уговорить его…

Густав не верил, что можно уговорить или обуздать высокомерие Тролле. Но он позволил каноникам написать архиепископу письмо. Написал он и от себя письмо: в таком же духе, как только что выступал перед капитулом.

С этими письмами к архиепископу отправили одного из каноников.

Как и ожидал, Густав получил насмешливый ответ Тролле.

– Я сам лично принесу Густаву Эрикзону письмо. – И он тотчас же выступил в поход с тремя тысячами пехоты, а к ним ещё пятьсот конных. На следующий день он уже стоял перед Упсалой, не далее как за полмили.

С Густавом тогда была всего горстка его людей. И если бы Тролле напал тотчас же, то он погиб бы. Но сама судьба хранила его.

Один из придворных Тролле бежал от него и предупредил Густава.

Густав посчитал это невероятным… Чтобы духовная особа, по крайней мере, не ответила на его письмо! И он засомневался в том… Ночью пришёл другой перебежчик с таким же известием.

Больше не сомневаясь, он поднял по тревоге шесть сотен пехотинцев, которые были при нём, сотню рейтар, послал за далекарлийцами, сообщил другим своим соратникам, чтобы шли на соединение.

Собрав все свои силы, он преградил архиепископу путь из Упсалы… Произошло столкновение… Тролле потерял почти половину своего войска. С остатками его он отступил в Стокгольм.

Преследуя архиепископа, Густав подошёл со своей армией к столице. Став лагерем при Брункеберге, он приказал немедленно начать осаду Стокгольма.

– Запереть вокруг те места и рыцарские поместья, которые укреплены и находятся в руках друзей Тролле или его родственников! – приказал он ещё.

Кольцо осады вокруг Стокгольма стало медленно затягиваться.

В сопровождении полусотни рейтар он поехал в объезд позиций своего войска. Появился он и в лагере при Ветлундзе, над которым поставил Енса Перезона, надёжного и уже проверенного человека. И тот сообщил ему, что сейчас намерен сняться отсюда, подвинуться к острову Броме.

– Затем подойти как можно ближе к острову Мункелиден!..

Густав уточнил ещё ему задачу, что после этого он должен, построив наплавной мост к Лонгольму и Зюдермальму, соединиться с лагерем при Сетре [70] .

– Так мы отрежем полностью подвоз продовольствия в город с суши!.. Задача ясна?.. За дело, Енс! – похлопал он того по плечу, уверенный, что тот справится.

Одобрив его план, он поехал дальше. Предстояла ещё более важная операция: запереть город со стороны моря. От Зюдермальма, который должен взять под контроль Перезон, следовало навести мост из крепких плотов до Вальдернаре, королевского зверинца. И там же, на мосту, установить пушки для отражения нападения со стороны моря. И так, чтобы они простреливали стокгольмские шхеры…

70

Брункеберге, Зюдермальме и Сетра – местечки вблизи Стокгольма. Лонгольм – длинный островок.

Через месяц в осаждённом городе начался голод.

В это же время Эрик Флемминг сообщил Густаву, что он захватил разведывательное судно адмирала Норби и, допросив пленных, узнал от них, что Норби задумал доставить осаждённым продовольствие, поручив эту операцию Юнкеру Томасу. Сам же он, Норби, стоял тогда со своим флотом у финских шхер… И Флемминг, переодев своих матросов в датскую форму, отправил захваченное разведывательное судно обратно к Томасу. Когда же тот поднялся на корабль, то он арестовал его… И вот накинули тому на шею верёвку.

– Почему верёвка из лыка, а не из пеньки?! – огорчился Томас. – Я моряк – с пенькой всю жизнь дружил!..

– Ничего, подружишься и с лыком! – усмехнулся Флемминг.

* * *

В один из дней осады в лагере Густава появился гонец. Его привели к нему.

– От его величества короля Кристиана! – подал гонец ему письмо, представившись, откуда он.

Густав взял письмо, распечатал, прочитал.

Король угрожал ему: если он не снимет осады Стокгольма, то его мать Цецилия и две его сестры, Эмереция и Мерета, находившиеся у него в Дании, как заложницы, будут казнены…

Вот он удар под сердце… Этого можно было ожидать от маленького принца, уличного короля… Всё, как в трущобах: на одного десяток, и бьют исподтишка… Его родные! Тяжело, мучительно было их совместить с делом, за которое он взялся. Но он уже не принадлежал только себе…

Торопила, вопила необходимость строительства государства. И в первую очередь властной структуры. Поэтому срочно были разосланы на места, поддерживающие его, Густава, грамоты государственным чиновникам. Чтобы они, ответственные чины, явились в Вадстену на риксдаг для избрания государственного правителя.

Он, Густав, понимал, что многие из дворян завистливо смотрят на него, считают его таким же, как они, равным им, не принимали и не примут его как правителя. И он сомневался: откликнутся ли они на его грамоты. Но, может быть, бедствие страны, народа перевесит всё остальное… И он не ошибся: риксдаг собрался представительным.

И он, уже уверенный в успехе, открыл риксдаг, первым взял слово. Он обрисовал прежнее и нынешнее состояние Швеции. Указал и на то, что короля Кристиана ненавидят даже в его собственной стране сами датчане.