Фельдмаршал
Шрифт:
– Вы хотите потерять свободу! Снова попасть под ярмо императора Карла?! – со страстью бросал он в толпу, этот солдафон, как окрестили его в верхах французского общества. – Я, генерал Монлюк, обещаю не оставлять вас! Защищать этот город до последней крайности!..
Он был сражён сам влиянием своей речи на горожан, особенно на женщин из высшего сословия, элегантно одетых, похожих насказочных нимф… Тут же они предложили ему свою службу по ремонту насыпей и укреплений. Для этого не хватало мужчин, те вступили в ополчение, настроенные воевать. И он разделил женщин на три отряда, во главе поставил дам первого ранга. Они же, знатные синьоры, выбрали каждая свою особенную форму одежды. Так, синьора Фортегуэрра, с боевой группой взрослых женщин, остановилась на фиолетовом цвете. Синьоре Пикколомини, с теми, которые отличались красотой, понравился алый цвет одежды. В группу же синьоры Ливии Фаусты вошли совсем ещё юные дамы, они предпочли белый цвет… И этот спектакль под открытым небом взволновал всех, появилось желание победить, выдержать осаду имперцев.
И Понтус действительно увидел как-то раз на улицах Сиены женщин, всех в алой одежде, с лопатами и кирками шагающих строем куда-то, похоже, на работу…
На следующий день по городу пронёсся слух, что Монлюк заболел, внезапно и сильно. Полномочия же по защите города он передал своему помощнику – сеньору Корнелио. Доктор, осмотревший генерала, безнадёжно махнул рукой… Горожане, простые и знатные, приуныли…
Монлюк болел недолго, но тяжело. Поднявшись, он притащился сначала в кабак.
Кабак оказался набит офицерами. Они пили, собираясь затем идти по шлюхам. При виде генерала они вскочили со своих мест, приветствуя его.
Монлюк бесцеремонно подвинул одного из них на лавке.
– Дай место старикам!..
И он, всё ещё слабый, тяжело плюхнулся на лавку.
Офицеры снова сели за стол.
– А-а, земляк! – меланхолично заметил Монлюк, увидев рядом на лавке Понтуса, запомнив, что тот, когда представлялся ему, сказал, что он родом из Лангедока.
Генерал, собирая вокруг себя офицеров, дворян, наставлял их, юнцов, когда начинал нравоучительную речь в кабаке, сидя вместе с ними за вином или кружкой пива.
– Служить своему королю, а не бегать за каждой юбкой! Бабёнкой, курвой первой!.. Курятник до добра вас, петухов, не доведёт!.. Хм!..
И Понтус понял, что это камень и в его огород.
Генералу было уже далеко за пятьдесят. Но он, сильный, жилистый и грубый, беспокойный и неприхотливый, как бездомный пёс спал и ел где придётся, месяцами не снимал доспехи. И он очень не любил, когда молодые офицеры говорили непочтительно о прошлом, о рыцарях. И обычно тут же осаживал их:
– Не шевели зря костей предков!..
С особым восхищением говорил он о Баярде [18] . И больше всего он возмущался тем, что его кумира, рыцаря без страха и упрёка, убили каменной пулей из аркебузы [19] … И обе армии остановили тогда сражение, чтобы похоронить Баярда… И это было, по его мнению, высшей почестью герою… В той битве в Италии, при реке Сезия, участвовал и он, Блез де Монлюк, тогда ещё сопляк, как говорил сейчас он про себя, пересыпая свой рассказ ругательствами в адрес тех трусов, которые стреляют из ружей, убивают издали героев…
18
Баярд (погиб 30 апреля 1524 г., Италия) – французский рыцарь, известный как «рыцарь без страха и упрёка».
19
Аркебуза – старинное фитильное ружьё.
Затем следовала тирада о прыщавых юнцах, о нынешних капитанах.
– Сейчас звание капитана стали давать всякому шалопаю! – заключал он чем-нибудь вроде такого, сожалея об ушедших временах, о благородных рыцарях.
Он помедлил, сообразив, что ляпнул по-солдатски не то вот при них, при младших офицерах.
– Господа, это к вам не относится! – поправился он.
«Этот, как и папа Юлий, наломает дров! Точнее, переломает многим кости!» – пронеслось у Понтуса.
– Гугеноты [20] ? Они – враги нации! – заявлял безапелляционно Монлюк, когда разговор заходил о политике.
20
Гугеноты – сторонники кальвинизма во Франции в XVI–XVIII вв.
Рассказывая что-нибудь, он обычно горячился, сверкали белки глаз из-под его чёрной кожаной маски. Эту маску он снимал редко. Его изуродованное, покрытое боевыми шрамами лицо выглядело ужасно, отталкивающе…
– Мы, Монлюки, из фамилии Монтескьё д’Артаньянов, известны всем в провинции Гиень, что рядом с Гасконьей!.. Но что дала нам знатность и известность? Да ничего! – воскликнул генерал, грубо оттолкнул от себя кабатчика, подошедшего к нему, чтобы наполнить его пустую кружку. – В семье десяток ртов, таких как я! А денег – кот наплакал! Всего одна тысяча ливров [21] дохода!.. Вот я и ушёл на службу, как только чуть-чуть подрос!..
21
Ливр – старинная французская мера веса, равная 489,5 г.
Понтус подумал, что и он сам из такой же семьи, как и генерал.
– У меня есть брат, Жан! Младше меня на год! – продолжал генерал. – Тоже рано ушёл из семьи!.. Сейчас он епископ! Служит при дворе у Екатерины Медичи в советниках!.. Умный – ужас! Но дохляк, «Хромоножка»! В детстве покалечился! Когда мы играли в рыцарей, на скотном дворе, он упал с крыши сарая и сломал себе ногу!..
«Они, гасконцы, все хвастуны!» – вспомнил Понтус, как говорили о соседях в его родном Лангедоке…
К новому году в городе начался голод.
Монлюк же потребовал себе на одной из встреч с городской верхушкой диктаторских полномочий.
– Чтобы справиться со сторонниками императора! Они передают в лагерь маркиза всё, что происходит в городе! Избавиться надо и от дармоедов, которые не хотят работать на земляных брустверах, а только жрут! Надо выгнать их из города!.. Кроме того, собрать всё продовольствие в одно место, приставить охрану и выдавать только по списку тем, кто трудится на защите города! Для проведения этих мероприятий, строгого наказания ослушников, прошу диктаторские полномочия на три месяца!.. И я клянусь погибнуть с вами, кого обязался защищать!..
Получив эти полномочия, он сразу же составил список дармоедов, как выражался он, не стесняясь присутствия городских властей. И он выгнал из города первые две с половиной сотни всех без исключения стариков, детей и женщин. В ответ на это он получил от Строцци письмо, в котором тот отговаривал его от таких крутых мер.
Он же, восхищённый энтузиазмом первых синьорин города, набросился с упрёками на городские власти.
– Берите пример с этих синьорин! – повторял он теперь при всяком удобном случае.