Фельдшер скорой
Шрифт:
Договорились с Солком встретиться завтра и обсудить детали. А я пошел гулять по фуршетному залу – просто полюбоваться. И стал богаче еще на три визиточки – от какого-то мужика с испанским акцентом, немца из «Байера» и англичайника из «Глаксо». Красивые, хоть в рамочку вставляй. Буду любоваться долгими зимними вечерами.
Понятное дело, «Столыпин» в номере потребовал отчета обо всем. Я честно и сказал, что подходили такие и такие, спрашивали про исследования. А большой друг нашей страны профессор Солк пригласил меня посетить оперу. Вот буквально послезавтра вечером.
Чекист завис. Он думал, наверное, с минуту, потом, вероятно, прикинул, что секретоносителем я не являюсь, да и научники – не артисты какие-нибудь, бегают за свободой намного реже. Потому что понимают: эйфория от ста сортов колбасы пройдет, и окажется, что вокруг все занято. И ты со своим корявым инглишем мало кому нужен. Да, пробиваются, становятся лауреатами всяческих премий и прочее. Единицы. Остальные так и остаются прозябать на третьих ролях.
– Иди прямо сейчас в магазин при опере, договаривайся об аренде смокинга. – А Галушко-то оказался нормальный. Совет дельный дал.
Я помчался в оперу, меня там обмерили, дали номерок с моим заказом. Кстати, когда проходили мимо афиши, посмотрел, что дают. Оказалось, мне предложено посетить «Свадьбу Фигаро» Моцарта. Спектакль длинный, часа три с половиной. А антракт всего один. Надо будет получше выспаться, наверное.
Стоило мне вернуться, как я обнаружил, что Галушко, совершенно не стесняясь, залез в мой чемодан и теперь изучал мой блокнотик. Мне бояться нечего, там у меня исключительно сведения про австрийских коммунистов для выездной комиссии, нечитабельные заметки по докладу, да еще разговорник. К счастью, никакой крамолы. Фраз типа «Я советский гражданин и прошу предоставить мне политическое убежище» и «Не знаете, где тут можно продать сведения, составляющие государственную тайну?» там нет. Исключительно про утюги с кипятком. А самая первая – моя коронка. «Заген зи мир во ди советише ботшафт ист», то есть «Звыняйте, я с перепою заблудился, где тут советское посольство?» Это я сам придумал, как раз на такой случай. Пригодилось, надо же.
Галушко, самец козы, даже не смутился. Зря я его поторопился в нормальные записать. Гэбэшник пролистал до конца блокнотик и положил на край моей кровати.
– А я смотрю, вы сувениры пристроили уже, – доверительным тоном произнес он. – За сколько удалось сдать?
Как же, жди, так я тебе и рассказал. Чтобы ты в отчетик свой записал?
– Знаете, Петр Аркадьевич, вы пока вчера телевизор смотрели, у меня случился острый приступ ностальгии. К сожалению, вас рядом не было, я бы предложил спеть дуэтом пару революционных песен. Говорят, здорово помогает на чужбине. Вот и употребил все. Извините, что не дождался вас. Вы бы компанию составили, да?
К счастью, как раз в этот момент Антонина Васильевна за тоненькой стеночкой начала вечернее шоу. Со вздохами и повизгиванием. Вот только что «Дас ист фантастиш» не кричала. А начальник наш молодец, не скорострел. Так и кончилась наша беседа. Под такой аккомпанемент разве можно о чем-то вообще разговаривать?
Утром Петр Аркадьевич показал, что он с нами не погулять приехал. Все члены делегации по его требованию собрались в нашем номере, и я увидел, как можно быстро уменьшить рост человека до размеров спичечного коробка. Шевченко и плакала, и краснела, и бледнела. А Галушко, не обращая на это внимания, чехвостил ее. Досталось и за разнузданное поведение, не соответствующее высокому званию советского человека, и за самовольные отлучки. Не один я, значит, обратил внимание на ее отсутствие на пленарном заседании. К тому же чекиста, видимо, раззадорили ее охи две ночи подряд.
Дамочка, видно, поняла, чем это ей грозит. Попади такой грех в отчет, до конца перестройки самой дальней заграницей для нее будет Таджикистан. К тому же о грядущих переменах никто не знает, и Антонина Васильевна в своих думах может растянуть невыездной период до конца жизни.
После все ушли, в том числе и я. Вспомнил у стойки портье, что забыл свой блокнотик, вернулся и застал небольшой эпизод покаянного ползания на коленях. Да уж, сильно Шевченко заграница понравилась, раз на такое идет.
А Раппопорт оказался настырным парнем. Ну так другие в бизнесе не выживают. На следующий день выследил меня у туалета, причем подгадал момент, когда там никого не было.
– Господин Панов, послушайте, эти мошенники из «Байера» и «Глаксо» вас обманут. Только сотрудничество с нашей компанией…
– «Нимфа», туды ее в качель, разве товар дает? – засмеялся я. Речи заокеанского фармаколога слишком напоминали откровения гробовых дел мастера Безенчука. – Извините, вспомнил просто «Двенадцать стульев». Отличная книга, почитайте на досуге. Так что там насчет жеста доброй воли со стороны вашей конторы?
– Шесть тысяч шиллингов, без всяких обязательств, – забормотал Александр и даже достал бумажник, пытаясь подтвердить свои слова.
– Это пятьсот долларов, Александр, – заметил я. – Пункт обмена валюты – через дорогу. Купите на эти деньги сувенир из Вены своей жене. Советую кружку с Моцартом. Всего хорошего и успехов в бизнесе.
– Тридцать, – сразу поднял ставку Раппопорт. – Тридцать тысяч! Больше у меня точно нет!
– И зачем мне вести бизнес с шаромыжниками, у которых старший вице-президент имеет на руках жалкие две с половиной тысячи?
– Тридцать шесть, господин Панов, и ни гроша больше, – грустно ответил мой визави.
Тут кто-то зашел воспользоваться сортиром по прямому назначению, и мы вдвоем долго торчали у умывальника.
– Ладно, по рукам, – сказал я. – Пусть будет такая сумма. Вы поможете открыть мне счет в каком-нибудь австрийском банке и ячейку. Мы подпишем протокол о намерениях, мой экземпляр вместе с деньгами положим в ячейку. Вы же уполномочены подписывать такие документы?
Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу. Раппопорт смотрел на меня довольно-таки удивленно. Услышать такие речи от советского студента он точно не ожидал. Сто процентов, этот гад за джинсы надеялся меня купить.
– Д-да… – Он даже заикаться начал.
– Вот и славно. Только не тяните, мне еще надо найти удобный момент, чтобы это все сделать.
Солк показал свое расположение еще раз, когда в день спектакля повел меня после пленарного заседания в ту самую контору по прокату смокингов, где я был. А как же, не на танцы в Дом культуры работников коммунального хозяйства идем. Форма одежды предусмотрена именно такая. И я первый раз за обе жизни напяливал сорочку с пристегивающимся воротником-стойкой и двойными манжетами. К счастью, запонки прилагались, и меня быстро научили ими пользоваться. И пояс, который называется камербанд, оказался совсем не страшным – для таких ребят, как я, есть варианты с застежками.