Фельетоны
Шрифт:
— Хаммаршельда, Хаммаршельда убили! Дага!
Так пойдут под стук колес смятенные ночи, и шарканье ног в коридоре, и бормотание честолюбивого помощника начальника почтового вагона, который замыслил знать не меньше начальника и зубрит по ночам:
— Нюра, надевай шубу, скоро зима!
И станции действительно идут по этой шпаргалке: Нюра, Шуба, Зима и т. д, И т. дэээээ … Тоска.
— Тогда самолетом? — восплакивает жена.
Да, самолетом. Вот как это выглядит, дорогие сограждане:
Глава семьи берет в аэровокзале билеты. Дисциплинированная
— Ба! — вскидываются во Внуково регистраторы. — Да вы чего к нам приперлись? Это искони домодедовский рейс! Гоните туда, может, поспеете.
— Но, — лепечет глава семьи, втягивая голову в плечи, — что же тут обозначено на билетах — "Внуково"?
На него смотрят — как на ребенка. Мало ли что написано. Вот у англичан может быть написано — "Манчестер", а читается — "Ливерпуль".
Жена же северянина тем временем занята привычным: плачет. И глава семьи, стискивая зубы так, что крошатся пломбы, влачит багаж к стоянке такси.
Здесь будет приведена отрадная, виденная лично автором сцена выделения душевного тепла. Ночью во Внуково — один против озверелой толпы пассажиров! — диспетчер такси, скромный заиндевелый герой, оттер грудью толпу и без очереди загрузил в два такси семью северян.
Конечно, стране кстати бы знать, кто этот герой, без совещаний и прений давший северянам право преимущественного проезда. Но, спрошенный о фамилии, он назвал что-то короткое, что, скорее всего, даже не корейская фамилия, хотя в тамошних фамилиях слов-коротышек уйма.
И что же северяне? Уж летят ли? Летят. Ах, густая каша подмосковных Внуково, Домодедово и Бабушкина! Ах, недочеты воздушных служб перевозок, низкое качество стыда и кукишный сервис! Северяне летят. Загнав два такси — все же успели.
— Стюардесса, не надо конфеток — у нас валидол. Запить? Запить дайте. Тоня, не позволяй детям спать. Пусть они сейчас утомятся и начнут спать с Магадана.
И правильно. Очень правильно. То, что начинается с Магадана — полагалось бы переносить под наркозом. Вот бескормный, отчаянный путь: Магадан — Марково — Гижига — Анадырь — залив Лаврентия (не Павловича) — Уэлен. А сколько сотен на нашем севере таких вот Гижиг!
И когда вымотанный послеотпускной человек ступает на родную нунямскую землю — слеза выскакивает на воротник его полупальто:
— Прибыл! — шепчет он. — Уцелели.
И несносный начальник нунямский, которого недавно считал человек сычом, ущемителем прав и.., - кажется ему светлым гением, под чьим бы руководством так бы и работать всю жизнь. И нунямский народ кажется голубиным, кротким народом, и полярные сияния трясут над головой подолами своих нарядных юбок. Жизнь — хороша!
Но еще долго северянин, не обласканный отчизной, перемещается по-московски, бокохождением, дергается во сне и кричит жестяным радиоголосом:
— Поезд на Воркутю стоит на пятом путю!
Да, это большое невезение, если вы с севера — и вдруг заладит вам сниться отпуск.
Осквернители праха
Тревожен мир по своим исчерпаемостям. Совершенно исчезла из биосферы Земли стеллерова корова, и только умильное лицо бывшего главы Совета министров России Фрадкова напоминает нам о недавнем существовании на планете симпатичнейшего млекопитающего.
Тоньшает спасительный от солнечного ультрафиолета озоновый слой.
И хоть главою "Газпрома" бытует г. Миллер, человек со специально очень маленькими глазами, дабы в них не могла углядеть общественность тревоги за нефтяные запасы страны — хиреют, истощаются недра.
Казалось также, что несть числа родам войск, которые можно было бы послать на утверждение конституционного порядка в Чечне — но исчерпались и все рода войск. Тут вспомнил кто-то находчивый, что завалялся ещё один род войск — морская пехота, "черная смерть". Ну, послали и её в омываемую со всех сторон морями Чечню, — а больше некого.
А сюжеты для пьес, романов, фильмов и сериалов? Полная и всемирная исчерпанность. Отчего даже таким мастеровитым людям, как кинодеятель Михалков (Н.) приходится варганить ремейки, сюжетные перепевки архивной киноиноземщины. Отсюда и новые прочтения классиков, когда Гамлет разруливает по сцене на мотоцикле "Ямаха", а Отелло спрашивает Дездемону, какими прокладками или тампонами отоварить её на женский праздник № 8: "Оллдэйз" или "Тампакс". Посему и Лоэнгрин в одноименной опере Рихарда Вагнера колобродит по сцене не в одежде и при оружии, присущим его веку, а с полуавтоматическим пистолетом "беретта", куря "Мальборо" и прикуривая от газовой зажигалки "Ронсон".
И у телевидения иссякают придумки. А на "Горбушке" у криминальных леваков продаются базы данных с номерами всех московских абонентов. И в квартиры граждан звонят лилейными голосами рейтингующие от имени телевидения девицы:
— Иван Иванович Яйцын? Доброго здоровья. Какой телевизионный канал включен у вас в данный момент?
А Иван Иванович любит макароны с кетчупом. А с кетчупом в торговых точках теперь громадные перебои. Потому что весь кетчуп ныне расходуется как имитация крови, хлыщущей во всех телевизионных сериалах. И вместо кетчупа приходится поливать снедь майонезом. Хотя известно, что это вызывало омерзение даже у героев фильма "Криминальное чтиво" Квентина Тарантино.
И Иван Иванович орет телевизионной барышне:
— Да пошла ты…
И только значительно уменьшившиеся после раздрызга СССР размеры страны спасают барышню от того, чтобы она была послана вовсе далеко.
Так чем, чем привлечь к экранам людей? Звезды на льду — было. Звезды, головешки и прочие светоизлучающие цикады сцены, перемещенные в цирковой манеж — было. Залолитенность, пропетросявленность, опугачевливание себя изживают. Павловский, показывающий Путина в виде человеко-шпрота, без головы — тоже приелся, разве уж начнет показывать Медведева по мошонку.