Фемида его любви — 2
Шрифт:
— Фиксирую время смерти: двадцать один ноль семь. Жалко-то так. Красивая…, — добавила медсестра. — И молоденькая такая. Еще и беременная… Мне очень жаль, примите мои соболезнования и держитесь. Вы сделали все, что смогли. Простите.
Я не поверил своим ушам. Что? Шуры больше нет? Бред… Она не могла так просто оставить меня, у нее было столько планов, она только что отвечала мне. Нет…
— Стоять, — тяжело дыша процедил я, достав ствол и навел его на медсестру. — Я сейчас твое время смерти зафиксирую. — подойдя к Шуре, проверил ее пульс. — Ты че чешешь мне, доктор? У нее есть пульс, иди оперируй,
— Это нервное. Понимаю. Вы не хотите принять ее смерть, но мы не можем ей помочь, извините, — врач выставил перед собой ладони, отступая на шаг назад. Над верхней губой у него появились бисерины пота. Ублюдок зассал за свою никчемную жизнь. Я заберу ее с собой, если он сейчас же не начнет действовать.
С этими мыслями я уверенно снял пистолет с предохранителя:
— Я тебя завалю, мне терять тогда нечего. Иди. Оперируй. Оперируй, сука Гиппократовская! У нее есть пульс! — я заорал на весь коридор. Брат попытался меня оттянуть, но я вцепился в каталку, снова схватил Шуру за руку, ощущая слабый пульс.
Она жива, жива! Но эти уроды ничего не собирались делать и умывали руки.
— Макс, успокойся, ты сделал все, что мог. Отойди, убери оружие, — пытался уговорить меня брат, но я отшвырнул его от себя, оседая на пол. Все вокруг поплыло, тело перестало слушаться. Стало жутко холодно и одновременно жарко.
"Только не говорите мне, что это агония, я еще не закончил."
Попытался встать, но потерпел неудачу. Силы кончились. Точно, похоже, конец.
— Что здесь происходит? — до ушей донесся женский голос.
— Мужчина не верит, что девушка погибла, угрожает оружием. Стоит вызвать полицию…
— Не полицию, а готовить операционную, вы не видите он ранен? Быстро вторую готовьте, я посмотрю девочку.
— У нее есть пульс, — шептал я непослушными губами, не отпуская руку художницы.
— Есть. Есть пульс, — донеслось сбоку. — Зовите гинеколога, оперировать буду я, — как бальзам на душу прозвучал тот же женский голос, после чего я провалился во власть темноты с ощущением выполненного долга. Вот теперь я сделал все, что мог и от меня больше ничего не зависело.
Меркнувшее сознание провалилось в пропасть, на неопознанное время ослепляя ярким светом. Лучи света жгли глаза, заставляя морщиться и кривиться от боли. Обычно глаза привыкают к свету, а тут нереально, что за чертовщина вообще?
Закрывшись ладонями, я пытался сквозь окровавленные пальцы разглядеть обстановку. В углу светлого помещения стоял пацан лет пяти.
— Ты еще кто? — простонал я, и наконец, ощутил. что могу отлепить ладонь от лица и спокойно смотреть.
Парнишка в ответ засмеялся. Он мне напомнил меня в его возрасте. До жути похож. Улыбка точно моя.
— Пойдешь со мной? — спросил он звонким голосом и протянул мне маленькие ладошки. — Мне одному совсем страшно уходить, хочу, чтобы ты сопровождал меня.
— А где твоя мать, отец? — я осматривал пустую кипельно-белую комнату и, присмотревшись, заметил, две двери.
— Ты мой папа, а мама далеко. Она потом придет, пока рано. А нам пора, — ответил мелкий. — Пойдем, пап?
Я замер парализованной статуей. рассматривая своего сына. Он был бы безумно похож на меня, но глаза Шуркины. И по-любому болталка подвешенная тоже от нее досталась, уверен. У этой мадам немой ребенок бы никогда не родился.
В груди защемило от нарастающей тоски и умиления. Я всегда мечтал о сыне и никогда бы не подумал, что увижусь с ним вот при таких обстоятельствах.
— Почему тут две двери? — спросил я у ребенка.
— Наша эта, — он подмигнул мне, показывая на открытую дверь позади себя. За ней было темно. — Проводишь? Мы идем? Мне одному страшно.
— Конечно, провожу. Со мной тебе никогда не будет страшно, — я протянул ему руку, поражаясь теплоте маленькой ладошки, которая с силой сжала мою. — Больше не нужно бояться. Теперь я всегда буду рядом, — прошептал и повел его к двери, с уверенностью открывая ее, морщась от яркого света, новой волной атаковавшим глаза.
Глава 37
— Ну, привет, — я присела на лавку возле ухоженной могилы с красивым памятником и положила бордовые розы. Мне не нравились такие цветы, я была поклонницей ромашек, но с ним у меня ассоциировались именно бордовые розы. По моему мнению они символизировали сильные чувства, нерушимую связь и мою преданность к нему.
Спустя три года я в первые оказалась в России, в родном городе, и сразу же отправилась сюда. Потому что тянуло. Потому что жутко скучала. Потому что мне его не хватало. Вместе с ним погибла какая-то частица меня, оставив вместо себя пустоту, которую не затягивало время. Быть может, пройдет еще десяток лет и мне станет проще жить без него, но сейчас я безумно скучала. Мне не хватало его голоса, объятий, поддержки, нравоучений. Что бы между нами не происходило, я до безумия его любила, да и сейчас люблю и не могу смириться с болью утраты.
Мы никогда не выбросим из своей памяти тех, кто дорог. Потому что пока мы помним, они бессмертны.
На похороны я не попала, так как лежала в больнице. Практически до самых родов меня держали в больничных стенах, потому что на фоне ранения была большая угроза выкидыша. Врачи сказали, у меня сильный ангел-хранитель и только благодаря ему я смогла сохранить сына. Я всегда улыбаюсь, когда вспоминаю их слова, потому что даже знаю имя своего безбашенного ангела.
— Я скучала, — с трудом вымолвила, переборов ком в горле. — Ты даже представить себе не можешь, как. Знаешь… Не смотря на все, что ты натворил, я все равно люблю тебя. Потому что верю, каждый твой шаг, каждый грех, был во благо. Ты всяческими способами пытался заботиться обо мне, просто ты считал, что мне нужно другое. И я тебе все простила, потому что люблю.
— Я теперь живу в Англии. Я уехала туда сразу после родов, потому что тут меня больше ничего не держит. Алекса с Красновым тоже уехали, мы рядом, дружим семьями. Три месяца назад у них родились очаровательные близнецы. Представляешь Алексу в роли матери двух пацанов? — я улыбнулась, вспоминая, как близняшка постоянно хваталась за голову и просила отмотать время назад, потому что не готова к такому повороту.
Хотела рассказать подробнее про племянников, но осеклась:
— Тебе, наверное, неинтересно это все. Ты и сам все сверху можешь увидеть. Давай я лучше познакомлю тебя с нашим сыном?