Феминиум (сборник)
Шрифт:
– Викл!
И сложилась вдруг мозаика, холод промозглый, неожиданный дохнул в лицо. Сенги… Заставила себя подойти. Смотрела на истерзанное, окровавленное тело. Ничего не чувствовала. Просто смотрела. Кровоподтек на лице, синюшные разводы от веревок, кровавые следы плетей по всему телу, разбитые, пересохшие губы… И грязь, грязь на коже, грязь кругом…
Предводительница возникла рядом.
– Извини, светлейшая, забыли отвязать.
– Он жив?
– А что ему сделается? – сверкнули жемчугом ровные зубы.
– Ты же знала, что
– Мы не делаем исключений. Пойми.
– Ты – закон. Ты могла.
– Зачем? Это всего лишь мужчина, а мне хотелось порадовать девочек.
– Всех порадовала?
Засмеялась предводительница, расплескал колкие искры знак на груди.
– Нет, на всех его не хватило, даже зелье не помогло. Но многим перепало. Ты сердишься?
– Мне нужно в столицу, – иней на губах, льдинки жгут на выдохе. – Мало времени.
– Я приведу коней, – убежала в плещущуюся светотень, только жидкий огонь метнулся по косичкам.
Грязь… Холод студил кожу, полз медленной, ломкой волной по телу. Грязь… сколько грязи…
Он открыл глаза. Губы шевельнулись, тонкая струйка крови потекла по подбородку. Скорее догадалась, чем услышала мольбу о помощи.
Кусок мяса на веревочке. Как глупо, святые, так глупо попасть на вечную как мир наживку. Веер лиц и событий вновь распахнул перед ней длинную череду перьев-картинок. Где-то там был источник ее бед, знак судьбы, от которого отмахнулась, ступила не на ту тропу. Где?
Отпустила, бросила поводья своей судьбы, бродила слепая среди змей. Святые уберегли от страшного. Получится ли исправить ошибки? Хватит ли времени? Острие топора вдруг явственно почувствовала у шеи, острое, ледяное. Судорога узлом стянула живот.
– Светлейшая, – Викл тронула за руку, – что с ним делать?
Тянула воздух короткими глотками, дыша светом, вдыхая зной, холод уходил вглубь, но не отпускал, вымораживая душу.
– Что? – ступеньками взобралась взглядом к ее лицу. – Его… Оставь его здесь. Оставь Кошкам.
– Как скажешь, светлейшая, – ласковая звездочка взошла в зрачках, опалила лицо восторгом. – Не передумаешь?
Ветер гудел в кронах, большие пятна света метались по поляне, по распятому телу у ног. Отвела взгляд от него, давя тошноту.
– Нет, – медленно изучала рисунок ее лица, огонь жег изнутри, опаляя кожу румянцем, – он мне больше не нужен.
17
Толстушка Радол, хозяйка заезжего дома, журчала провинциальным выговором, щедро лучась улыбкой. Лакл кивала в ответ, удерживая приветливое сияние на лице. Усталость копилась на веках, тревожила тонкой нитью боли в виске. Хотелось отдохнуть после долгой поездки, но хозяйка все говорила, пряча за ресницами прозрачный, родниковый взгляд.
– Попробуй вот это, светлейшая, – протянула тонкий бокал с прозрачным вином. – Такого больше нигде не сыщешь.
– Благодарю, – пригубила холодную, переполненную пузырьками жидкость. Тающий, сладкий вкус на губах был нежен.
Поставила бокал, стекленея в улыбке. Странно сильно подействовало вино, комната померкла, теряясь в зыбком мареве, но тут же все прошло, только краскам вокруг так и не вернулась яркость. Лакл растерянно потерла виски, обвиняя во всем усталость.
– Идем, светлейшая, я покажу тебе мои винные погреба. – Радол ухватила в кулаки юбку, тяжело встала. – Верховная щедро вознаградила тебя за преданность. Что ж, эти земли теперь твои, и я хочу, чтобы ты знала, что на них находится.
Лакл послушно поднялась с кресла. Винный погреб страшил затаившейся ночью, но не смела отказаться. Брела через жаркий, пыльный внутренний двор, из последних сил удерживая осанку. Ей хотелось что-то сказать, но слова никак не складывались, рассыпаясь в бессмысленные осколки. Искала взглядом Викл, не находила, чужие лица кругом. Ухмыляющиеся. Разве она выглядит смешно? Где же Викл? Где мои воительницы? Почему они так задерживаются?
– Сюда, светлейшая, – хозяйка приняла факел у воительницы, шагнула в низкий проем, – следуй за мной.
Лакл стиснула зубы. Ночь плескалась внизу, тянулась щупальцами теней, давила тяжелыми сводами. Только не смотреть вверх, не смотреть. Окунулась в холодное сплетение теней, пошла вниз, слепо нащупывая ступеньки. А Радол уже ждала, вздернув факел вверх. И что-то неприятное плещется в ее лице, но, может, это только мерещится в неясном свете?
– Как здесь холодно, – светлейшая зябко поежилась, разглядывая нескончаемые ряды бутылок, лежащих наклонно, горлышком вниз, на специальных полках.
– Вино должно созревать медленно, дорогая. Жара его погубит.
Что-то шевельнулось во тьме. Лакл пугливо дрогнула. Прислужник с огарком свечи в руке вышел из бокового прохода, брел мимо. Тени танцевали на его лице, выплетая причудливую вязь, и что-то в нем показалось знакомым. Она беспокойно вгляделась, тревожась и почему-то боясь узнать.
– Сенги? – отшатнулась, пыталась унять перепуганное сердце.
Он остановился.
– Да, госпожа.
– Мне сказали, ты умер, – прошептала, теряясь от его неподвижного взгляда.
– Ты знаешь его? – Радол перебросила факел в другую руку, надвинулась, нависая. – Да?
– Знаю. Он был моим избранником, – торопливо прошептала она.
– Так забирай свою собственность, – скривилась Радол и ушла в темноту. – Мне чужого не надо.
– Да, я возьму. Благодарю, Радол. – И замерла растеряно, не зная, что делать дальше.
– Идемте, госпожа, – Сенги приподнял свечу повыше, все лицо в страшных тенях, – я провожу к выходу.
Лакл, стараясь держаться в центре увертливого светового пятна, все прибавляла шаг. Взлетела по ступеням, жаркий день плеснул в лицо, обнял теплом, стирая страхи. Она замерла на пороге, задыхаясь, глотая горячий воздух.