Фенёк
Шрифт:
Весной, когда Ксюша в очередной раз объявила, что между ними «всё кончено», Сергей «наказал» Фенека. Он не просил вернуться, не уговаривал, игнорировал само существование девушки, смотря на неё, как на белую стену.
Но это не помешало ему заметить бледность кожи и синеву под глазами.
— Вы плохо себя чувствуете, Аксинья Владимировна? — тон был резким, вздрогнули, казалось, все присутствующие в бухгалтерии, включая Маргариту Петровну.
— Нет, всё хорошо, Сергей Павлович, не выспалась.
— А вы высыпайтесь и будьте любезны на рабочем месте выглядеть достойно, а не как… — Сергей подавился словом, вовремя понимая, что перегибает.
— Хорошо.
Через пару дней Ксюша была так же бледна, казалось, даже веснушки, которые высыпали на светлой коже под первыми лучами весеннего солнца, попрятались, уступая место болезненной синюшности.
— Аксинья Владимировна, — он говорил тихо и как-то угрожающе, — наша компания оплачивает хорошую медицинскую страховку для своих сотрудников, потрудитесь сходить к врачу.
— У меня всё хорошо, просто голова болит, — Ксюша прикусила губу, потом отвернулась.
— Голова болит?
— Да! Болит! — она закричала на своё руководство при большей части коллектива, и сейчас все с нетерпением наблюдали за дальнейшими действиями.
— Хреново, что болит. Чтобы сейчас же записалась к врачу, а потом домой, быстро! — он не отошёл от её стола, пока она копалась в сумке, искала номер страхового полиса, дозванивалась диспетчеру, и отошёл только тогда, когда услышал время и дату приёма. Наплевав на удивлённые взгляды сотрудниц.
— Ох, Сергей Павлович, — раздалось от Маргариты, — что-то и у меня голова болит, может, и меня домой отпустите, а?
— Голова не жопа — завяжи и лежи, — отрезал и вышел, не глядя по сторонам.
В день, когда Ксюши не должно было быть на рабочем месте, она была.
— Ты почему не у врача?
— Всё прошло уже.
— Встала и пошла к доктору, мне тут лебеди умирающие не нужны, — начиная злиться.
— Вы обо всех своих сотрудниках так печётесь, Сергей Павлович?
— Нет, только об особо одарённых, Аксинья, — практически зашипел, даже Марго показала глазами, что мужчина перегибает палку. И без того ходили слухи про него и «новую бухгалтершу», но про Сергея частенько ходили слухи, но всё так и оставалось на уровне домыслов, почти семейные разборки не могли не привлечь внимания.
Выйдя из кабинета, он тут же набрал номер.
— Фенёк, я серьёзно, жду тебя на парковке, мы едем к врачу.
— Но?..
— Нокать будешь потом, сейчас выходи, без разговоров, — и отбил звонок, точно зная, что Ксюша выйдет.
В поликлинике его не устроила расплывчатая формулировка врача, он требовал дополнительных обследований, вывалив на медперсонал и саму Ксюшу море терминов и аббревиатур.
— Да плевать мне, одобрит страховая или нет, — отрезал, — назначайте, за наличные.
— Дело ваше, — доктор протянул листок с рекомендациями, и Серёжа, схватив Ксюшу, как ребёнка, за руку, направился в регистратуру.
Ксюша была притихшей и казалась даже напуганной, когда всё же покорно зашла в кабинет, а потом отрешённо слушала человека в белом халате, который не нашёл никаких очагов или отклонений.
— Ты придурок, — это она сказала в машине, бледными губами, — что за цирк ты там устроил? Вообще ненормальный, да?!
— Фенёчек, прости меня. Да, я придурок, но я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится…
— Да что со мной может случиться? Ты теперь будешь по каждому поводу такие представления устраивать?
— Не по каждому… постараюсь, Ксюшенька, я построюсь держать себя в руках, это сложно. Но ты и вправду была какой-то странно бледной.
— Месячные у меня были, — она посмотрела на любовника, как на ребёнка, — тебе ли не знать, вот и бледная. У меня гемоглобин низкий, а в такие дни ещё ниже, — она пожала плечами, — а ты что устроил… да и на работе дал повод почесать языками.
— Я извинился, — он завёл машину и закурил, не спросив разрешения, зная, что Ксюша не против этой пагубной привычки.
Кардиолог сказал ему бросать, но Сергей не считал нужным слушать кого-либо, если речь шла о его здоровье, наверное, как и любой мужчина.
— Ксюша, извини, я был неправ. Был. Не. Прав. — По слогам.
— Ну тебя, выставил меня не пойми кем, — на глазах наворачивались слёзы, Сергей не выдержал. И рассказал. Рассказал всё. От первого своего неверия до последней попытки лечения. Рассказал то, что не рассказывал близким людям, о чём молчал с отцом, что не говорил Марго. И никогда не скажет.
— Прости Фенёчек, не надо было на тебя вываливать всё это, но я хочу, чтобы ты понимала, что я не могу, просто не смогу потерять тебя… как теряю её. И если для этого нужен скандал на работе — пусть будет.
Аксинья молчала всю дорогу, молчала, когда машина остановилась, и капли дождя стали стекать по лобовому стеклу, молчала, когда Сергей протянул руку, дотрагиваясь до холодных пальцев девушки, выдыхая: «Люблю тебя Фенёк. Люблю».
Они больше не говорили на эту тему, никогда. Сергей просто поставил строгий запрет, сказав, что «хорошенького понемногу».
— Так значит, ты не разведёшься никогда? — вдруг спросила среди ночи, резко открыв глаза, разбудив Сергея вопросом.
— Нет, никогда, — просто ответил Сергей.
— Ты любишь жену?
— Люблю. И тебя люблю.
— А если я поставлю тебя перед выбором? — нагнула голову, и свет от бра пробежался по рыжеватым волосам.
— Я выберу Марину, — не отвёл глаза. — Она — моя семья.
— Понятно…
— Вот и славно, что понятно, — он ухмыльнулся, как-то зло, победно, понимая, что растоптал последние слабые ростки надежды в Ксюше на то, что она когда-нибудь будет с Сергеем. На праздники, которые они будут отмечать вместе, на совместный Новый год или день защитника отечества. Она всегда будет на вторых ролях… пятым углом в благоустроенной жизни Сергея. Он видел, что Ксюша была готова заплакать… он сам был готов, но сухие глаза смотрели прямо, и прагматичный разум подсказывал, что всё верно. Надежда на большее не должна иметь шансов на жизнь.