Феникс Побеждающий
Шрифт:
— Нет, их распустили. Воспоминания записаны, и во мне их часть.
— Значит, вы изучали Воителей?
— Нет, я сам — Воители. Сколько мозгов достаточно для массового сознания? Тысяча? Сотня? Десяток? Пара? Как по мне, хватит и одного, и это — я, всё ещё член Композиции, пусть даже и последний. Последний участник, но участник когда-то великой силы. Начальствующая над авиацией ветвь разума Восточной Противочародейской дивизии сдалась альтернативно-организованному Соломону Над Душами после Трёх Секунд Ужаса во время битвы за пекинское Сетевое Ядро. Ты вообще историю учил? По лицу вижу, что нет. Они сдались в пре-эпохе 44101, в трёхсотом году
— И вы просто так гуляете? Вас не казнили?
— Ты точно плох в истории. Меня держали под землёй, в цементной кисте, столько веков, сколько оставалось жить жертвам бомбардировок по их гороскопам — вместе взятым. Когда срок кончился, Король-Чародей Кореи записал меня в лотерею смерти.
— Лотерея смерти?
— Историки врут. Они говорят — "война началась из-за Сумрака Мозга — практики изменённого сознания Чародеев, позволившей лгать под ноэтической присягой". Вздор. Настоящая причина в том, что масс-сознания просто не понимали Чародеев. Они несовместимы. Композиция Воителей судила строго и неуклонно, без страха и снисхождения, а Чародеи мыслят, перепрыгивая логику, повинуясь чутью или понятию о соразмерности, и для них наказание должно быть поэтическим, должно дополнять преступление, пародировать его, иначе это не наказание вовсе.
Королю-Чародею показалось забавным обречь нас на постоянный страх, такой же, какой вызывали наши налёты, поэтому меня с товарищами отпустили, но перед этим вшили в черепа взрывные заряды. Они срабатывали от радиосигналов, в случайное время, в произвольном месте. Порой для детонации было достаточно сигнала от определённой двери или автонавигатора. Сотню лет прожил только я. Теперь я перевожу чувствительных Глубинных между подводными царствами.
— Какой ужас!
— Это в прошлом. Мои биологические ткани уже много раз сменились, всю взрывчатку удалили.
— Но как вы выдержали постоянную неопределённость?
— Ага. Об этом спрашивает Фаэтон, человек, вознамерившийся вылететь за пределы Ноуменальной Ментальности? Смерть в этом путешествии, соверши ты его, тоже непредсказуема и мгновенна, а потом, когда будут заложены колонии, настолько же могучие, как и мы, повторится война, и смерть нависнет над каждым.
— Люди разумны, такого не будет.
— Разумны? Разумны? Ты, молокосос, войны не пережил. От кого ты прячешься на моём дирижабле? От разумных убийц с другой звезды? От воображаемых врагов? Да брось ты. Ты либо заблуждаешься, либо вовсе спятил, и ни то, ни другое не вселяет надежду в мирное освоение звёзд, — существо раскрыло и захлопнуло клювы. — Мне жаль, что ты провалился так сокрушительно.
Палуба наклонилась, но в комнате без окон было непонятно, как изменился маршрут.
Фаэтон спросил:
— Почему жаль? Ты хочешь новой войны?
— Ни в коем случае. Ужасы войны не описать, но их можно стерпеть, поскольку есть вещи куда хуже. Нет, я хочу не этого.
— Просвяти меня.
— А! Йях! Я жил в конце Четвёртой эры, когда Землёй правили объединения разумов. Не было преступлений, не было войн, грубости. Индивидуальности не было (исключая некоторые области в Европе и Америке). Мир замер, перемен тоже не было.
Пятая эра началась, когда Композиции стали использовать в себе новые виды разумов. Чародеи — быстрые, интуитивные, творческие, проницательные. Инварианты — стойкие перед страхом, страстями и угрозами. Цереброваскуляры — видят со всех точек зрения
И вот настала Седьмая эра, и опять век неподвижен. Теперь видишь, Фаэтон Нулевой? Взгляни на историю. Если бы жила твоя мечта, война бы началась, даже не сомневайся. Наставники и их ласковый Навуходоносор достаточно умны, и выводы делают верные. Но война может привести к новой, лучшей эпохе. Возможно, Земля, луны Юпитера и все остальные станции сгорят в первую минуту битвы — но выросшие на сотнях, миллионах планет цивилизации оправдают испытанный ужас, и я соглашусь с ними.
Фаэтон молчал. Он не понял, услышал он хвалу или проклятье. Или всё разом.
Но неважно, спор был теоретическим. Наставники победили
— Куда вы меня везёте? — спросил Фаэтон.
— Йях! Вообще истории не знаешь. Одно Цереброваскулярное масс-сознание не поддалось давлению Орфея — ей просто наплевать на вечную жизнь, и поэтому на Земле есть город, не подписавший соглашения Наставников. Старица Моря управляет Протекторатом Океанической Среды с середины Пятой эры, она, как и я, старше Золотой Ойкумены, и она может не обращать внимания на Наставников, поскольку им и в голову не придёт мешать тому, кто заправляет всем планктоном, всеми наномеханизмами в волнах, той, кто следит за теплоулавливающими клетками и отправляет их из тропиков по всем течениям, управляя теплом океана и тем самым пресекая ураганы. Её город называется Талайманнар.
— Сюда меня отправил Гончая! — воскликнул Фаэтон. Теперь он узнает решение, узнает, что задумал сверхразум.
— Разумеется сюда, дурень, — ответил киборг. — Если сброшу тебя где-либо ещё, стану соучастником незаконного проникновения на чужую землю. Почему, по твоему, Наставники мне не помешали? Я тебе не помог. Дураку ясно, что тебе место на Талайманнаре — в эту канаву отправляются все изгои. Больше идти некуда.
Фаэтон почувствовал, что в нём что-то рухнуло. Он лелеял надежды, что Гончая подготовил невообразимо хитрый план, и на Талайманнаре зрело его спасение. Такие мечты помогали ему в бессонные, кошмарные ночи забытья.
Но нет. Он ничем не отличался от прочих изгнанных.
Надежда, конечно, идиотская, но лучше такая, чем никакой. Для жизни нужна причина, а причины жить у Фаэтона больше не было.
По каркасу дирижабля пробежала дрожь.
— Прибыли, — сказал киборг. — Убирайся.
Открылся люк, которого Фаэтон ранее не заметил. За ним виднелись ведущие вниз сходни. Фаэтон заморгал от отражённого сияющего света, вдохнул влажный и свежий тропический воздух, услышал прибой и клики чаек.
— Погоди, — сказал Фаэтон, — если мне не примерещилось, за мной охотятся убийцы с другой звезды, и поэтому единственное место, куда собирают изгоев — то самое место, где меня найдут.