Феникс. Начало
Шрифт:
— Иванов, я последний раз тебя предупреждаю — рассказывай, как всё было, иначе я вызову полицию. Пока ещё есть шанс, что ты со своими родителями извинишься перед избитыми ребятами, оплатишь их лечение, и тогда, может быть, дело не возбудят.
— Вы что такое говорите? Какие деньги? Я пальцем никого не тронул. А почему вы сразу про деньги речь завели? Это вообще-то вымогательство. Вы, наверное, долю с денег имеете?
— Что ты говоришь, мерзавец! Через две минуты я позвоню в полицию, и тогда поздно будет плакать. Не даром говорят, что яблочко от яблоньки недалеко катится. Отец преступник, и сын такой же растет. — Я кое как удержал потомка от смачного удара в белую морду перед
— Я вам, Алла Вячеславовна, очень не советую высказываться о моем отце, плохо может все закончится, в первую очередь для вас.
Полная женщина аж задохнулась от возмущения, не зная, что ответить. С трудом отдышавшись, она завыла сиреной: — Нет, вы слышали? Все слышали. Этой мерзавец посмел мне угрожать. Девочки, дайте мне телефон, я вызываю правоохранительные органы!
Через две минуты заместитель директора в полицию не позвонила, и через пять минут не позвонила. Устав орать и не добившись от меня больше не слова, она позвонила моей маме, которая от звонившись папе, через десять минут прибежала в школу. Тем временем пришли родители алжистанцев. Отец Саида, по виду, очень важные бай, сказал, что триста тысяч рублей позволят исправить ситуацию. Мама начало плакать:
— У нас нет таких денег!
Перебирая чётки толстыми пальцами, папа Саида, Рувим-ака, важно покивал головой:
— Да-да, сейчас у всех трудные времена. Но я вам помогу! Вам позвонит мой родственник и поможет взять кредит в банке. Мы же все люди, мы должны помогать друг другу.
Дверь хлопнула, в учительскую вошел отец. Громко поздоровавшись со всеми, он взял маму под руку, отвел в сторонку, о чем-то с ней поговорил, затем, в наступившей тишине, подступил ко мне:
— Ты что творишь?
— Папа, они каждый день трясли у меня деньги, а в субботу впятером почти запинали за гаражами. Мне просто повезло, что я отбился. А сегодня на занятиях Саид мне нож показал и сказал, что мне не жить. Я тогда понял, что надо срочно решать этот вопрос.
— Почему ты мне не сказал. Ты же знаешь, у меня остались связи…
— Папа, все будет нормально. Папа у них нет доказательств. Их слова против моих слов. Они каждый день собирают в классе деньги, у кого денег нет, того бьют. Позавчера их было пятеро, сегодня осталось только трое, и это не так дорого мне обошлось. Не вздумайте никаких денег платить!
— Ты уверен?
— Да, я уверен.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь?
— Да папа я всё понимаю.
— Тогда внимательно слушай, что тебе предстоит.
Закончив инструктаж, отец развернулся к присутствующим:
— Так господа, никаких кредитов и никаких денег не будет, вызывайте полицию и пусть они делают, то, что положено.
Рувим — ака гневно всплеснул толстыми руками:
— Какой глупый человек, какой глупый русский. Ты мне по суду больше заплатишь! Ты адвокату больше заплатишь! Зачем глупый ишак в суд идешь?
Отец повернулся к заместителю директора:
— Я надеюсь, здесь запись ведётся? Отлично. Надеюсь, с картой памяти ничего не произойдёт, оскорбления в мой адрес со стороны этого человека по мотивом национальной вражды, на записи останутся?
Заместитель директора, стараясь сдерживаться под тяжелым взглядом моего отца, попыталась вернуть разговор к интересующей ее теме:
— Мне кажется, что вам стоит прислушаться к разумному предложению Рувима — аки, с выплатой разумной компенсации. Зачем вам вмешивать в это дело полицию и портить биографию Саши на всю жизнь. Объясните своему сыну, что надо признаться и закрыть вопрос.
Отец бросил взгляд на меня, только после этого ответил:
— Я вас о другом спросил — ведется ли запись? В остальном меня ваше мнение не интересует.
— А еще папа, она орала что ты преступник и нам обоим место в тюрьме — не смог промолчать Саша.
Заместитель директора отвела взгляд в сторону, а Рувим-ака похлопал глазками, потом что-то бормоча, недовольно сел на место. Полиция приехала через час. Две женщины в форме в течение трех часов опрашивали всех присутствующих, изъяли карту памяти с системы видеоконтроля и отвезли меня в полицейский участок. Моих родителей в помещение полиции не пустили, сказав, что моё немотивированное агрессивное поведение являются следствием моего ненадлежащего воспитания, поэтому на время проведения расследования они лишаются права быть моими законными представителями. Действия полиции можно обжаловать в суде через адвоката. За соблюдением моих прав будет наблюдать предоставленный государством социальный работник. Обнимая рыдающую маму, отец поднял вверх сжатый кулак:
— Держись.
Меня провели в помещение дежурной части, заставили вынуть все из карманов, упаковав содержимое в пакет, потом сняли на фото, дактилоскопировали и отвели наверх, в отдел по делам несовершеннолетних.
Сначала мной занялись три женщины в синей форме, с усталыми лицами, в присутствие четвертой, одетой в тёмно-зеленый брючный костюм, что не отлипала глазами от экрана смартфона, не обращая на творящееся вокруг никакого внимания. Полицейские вразнобой кричали на меня, угрожая всеми мыслимыми и немыслимыми карами, сокрушаясь о моей несостоявшейся жизни. Мы с соцработником, одетой в брючный костюм, сохраняли полное спокойствие, только у меня, к сожалению, не было телефона, и было ужасно скучно. Устав от бесплодных попыток уговорить меня признаться в избиении трех подростков, старшая из инспекторов, с напускной злобой, прошипела мне:
— Если ты так себя ведешь, то мы отведём тебя криминальный отдел и грубые мужики поговорят с тобой по-взрослому. Ну что, будешь дальше с нами общаться и подпишешь явку с повинной или окунешься во взрослую жизнь?
— Нет, конечно.
— Что нет?
— Мне не в чем признаваться.
— Ну, тогда, пошли.
Глава 5
Глава пятая. Упрощенное правосудие.
Инспектор или инспектриса, не знаю, как выразиться по-современному, чтоб никого не обидеть, привела меня на третий этаж, завела в обшарпанный казенный кабинет в самом конце глухого коридора, посадила на табурет, спиной к входной двери. Минуты через две сзади еле слышно скрипнула дверь.
— Почему у тебя жулик тут расселся? — громыхнуло сзади.
Когда ты невысокий и худой, то ты обычно легкий. Чаще всего это хорошо. Но есть отдельные случаи, когда это плохо. Сегодня был как раз такой случай. Кто-то большой и тяжелый, одной рукой, за шиворот, так что затрещала одежда, оторвал меня от табурета и бросил в стенку. Это было обидно и унизительно. Я успел выставить ладони вперед, мягко отпружинил от преграды и обернулся. Рядом с огромным мужиком, одетым в потертые джинсы и серую кофту без ворота, инспектор по делам несовершеннолетних казалась маленькой девочкой. Мужик стоял ко мне вполоборота, беззаботно подставив беззащитную спину и бока, и делал вид, что изучает бумаги, что показывала ему дама — инспекторша. Первой моей мыслью было пнуть его, но потом я понял, что человек, якобы не обращающий на меня никакого внимания, глазами на затылки ждет и даже хочет, чтобы я на него набросился. Но я стоял не шевелясь, прижавшись к стене. Постояв пару минут и перебросившись несколькими пустыми фразами, правоохранители поняли, что нападения с моей стороны не будет.