Феникс
Шрифт:
От его заявлений и инициативы я растерялась и совсем не сопротивлялась крепкой руке, которая лежала у меня на талии, не позволяя отстраниться и заставляла идти в такт с Гошей.
– Если честно, я собиралась… - начала я, очнувшись уже на парковке.
– Ничего не знаю, - обрубил Гоша. – Никаких отмазок. Ты же не хочешь расстроить Катю. Она очень хотела тебя увидеть.
Мелкая часто закивала, подтверждая.
– Это нечестно, - простонала я.
Отшить Гошу я еще могла, но его дочь связывала меня по рукам и ногам. Большие серьёзные,
– Я знаю, - Фенов продолжал скалиться, прекрасно понимая, что припер меня к стенке. – Садись и поехали.
Он достал ключи от машины и нажал кнопку. Черный вольво впереди приветственно мигнул фарами. Первым делом Гоша открыл дверцу и усадил меня на переднее сиденье. Наверно, чтобы я не сбежала. Хотя сил и желания у меня не было. Даже голод отступил, освободив место в животе бабочкам. Знаю, нужно было передавить этих крылатых тварей, но я не могла. Мне хотелось провести время с Гошей и Катей. Они как-то странно на меня действовали, полностью зомбировали, влюбляя в себя за минуту, парализуя и не позволяя сопротивляться. Я почувствовала это еще в день знакомства, увидев Гошу с заплаканной дочерью на руках, но тогда подумала, что это банальные штампы будят материнский инстинкт, а потом и неконтролируемое желание размножаться.
Но сегодня все оказалось еще хуже. Я вполне осознанно поддалась их уговорам, повелась на интриги. И… о, господи, собиралась получить удовольствие от спонтанной прогулки.
– Куда мы? – спросила я, когда Гоша закончил пристегивать Катю в кресле на заднем сидении и устроился на водительском месте.
Вообще могла бы не спрашивать. Мне было все равно, но приличия ради…
– Мы едем кормить уток. Папа забрал меня из сада пораньше и отпустил Марину, - сдала опять все явки и пароли Катя.
– Марина – это няня, - поспешил объяснить Гоша.
– Ясно, - я кивнула, улыбаясь.
А Катя продолжила болтать. Находка для шпиона.
– Я люблю, когда папа меня забирает. Вчера и сегодня. Это хорошо. В саду тоже хорошо, но раньше я ходила в другой. Там был Леша. Он плюется. Его сажают отдельно, он плачет, но потом снова в нас плюет. Мне это не нравится. И воспитатель. Сейчас хорошая, а раньше была строгая. С папой лучше. Марина вот тоже строгая, но она худая. А воспитатель в садике строгая и жирная. Папа говорит, что она от этого и орет на нас.
Не сдержавшись к концу рассказа, я захохотала. Гоша издал звук: что-то среднее между фырканьем и стоном.
– Вообще некрасиво такое говорить о взрослых, - пожурила его я.
– Но это правда, - невозмутимо пожал он плечами. – Она бомбовоз реальный.
– Гош, Катя ей так и скажет.
– Пусть скажет, - Фенов глянул на дочь в зеркало заднего вида, подмигнул. – Мне не жалко. Твою мать, дятел комнатный! Куда ты жмешься!
Последнее уже относилось к водителю машины, что пыталась вклиниться в ряд, где ехали
– Да, олень, куда прешь! – вякнула Катя вдогонку.
Оценив мои огромные от потрясения глаза, Гоша поспешил объяснить:
– А вот это перебор, знаю. Никак не могу научиться сдерживаться при ней. Но на дороге одни валенки.
– И дебилы, - снова подсказала Катя.
– И дебилы, - буркнул под нос Гоша.
Я не могла перестать смеяться всю дорогу. У меня даже живот заболел.
– Зато я матом не ругаюсь, - похвастался Фенов, глуша мотор.
– Что, вообще? Или за рулем? Или при ребенке? – поддела его.
– За рулем при ребёнке. И вообще при ребенке.
– Это похвально.
Я похлопала его по плечу и отстегнула ремень безопасности.
Выбравшись из машины, мы пошли к воротам парка. Солнце еще баловало, и было достаточно тепло. Я даже куртку не застегивала, позволяя легкому ветру проникать под короткий свитер. Гоша тоже шел нараспашку. Широкий, длинный шарф висел у него на шее, скорее как аксессуар. Катюшка тоже была в легкой курточке и шапке, джинсах и кроссовках. Я мысленно похвалила своего расписного фотографа, что не закутывает девчонку. Насмотрелась я на деток, которых запускают в комнату в ватных штанах и шерстяных свитерах, когда на улице чуть меньше двадцати. С них уже через минуту начинает пот лить градом. Бедолаги. Хорошо, что Кате это не грозит. Видимо, Гоша адекватный папаша.
Катя взяла нас обоих за руки и уверенно вела к запруде, где водились утки. Гоша размахивал пакетом с хлебом и щурился на солнце, беспрестанно улыбаясь. Я поймала себя на мысли, что тоже не могу опустить уголки губ. Подумать только, я едва знаю этих двоих, а ощущение, что мы старые знакомые. Возможно, даже родственники. Странное чувство. Наверно, это из-за ребенка. Тот самый материнский инстинкт и некоторые знания из педагогики, которые позволяют мне работать с детьми без лишних травм для психики.
Едва мы добрались до берега, утки не заставили себя ждать. Они важно выбирались на сушу, покрякивая и смешно дергая хвостами. Гоша достал булку, вручил Кате, вторую – мне. Предвкушение праздника не портил даже пронизывающий ветер у воды. Мы отламывали кусочки и бросали уткам. Те, что понаглее, брали прямо из рук. Катя смеялась звонко, как колокольчик.
– Он меня за палец куснул.
– Не больно? – тут же перепугалась я.
– Нет, смешно, - продолжала она заливаться, неловко отрывая от булки малюсенькие кусочки.
Тут же захотелось ей помочь, и я протянула руки к Катиному хлебу.
– Давай я…
– Не надо, Ирс, - обрезал Гоша резковато и мягче добавил. – Она сама справится. Мелкая моторика и все такое. Полезно руками работать.
– О, - только и выдохнула я.
Действительно, куда полезла. Он отец и лучше знает. Я повела плечами. Стало не по себе. Еще и проклятый ветер. Я застегнула куртку.
– Замерзла? – спросил Гоша.
– Немного, а что? – дерзко выпалила я. – Дашь мне свою куртку?