Феникс
Шрифт:
…Новорождённая лежала поперёк кровати, перебирая ножками и ручками, и была похожа на маленького жучка. Через два дня после её рождения попался на глаза международный бюллетень, откуда и узнал, что если вирус «БД» перенесён обоими молодожёнами за год-два до свадьбы, то девяносто процентов вероятности, что ребёнок родится неполноценным или даже скоропостижно умрёт. Причём распознать эту неполноценность удаётся лишь через несколько месяцев. До этого никакие анализы отклонений не показывают. Если же вирусом переболел один из супругов, вероятность рождения здорового ребёнка увеличивается на семь-десять процентов.
Он был ошеломлён. Принёс
— Но ведь девочка нормальная! — Она бросилась к малышке, стала ощупывать, осматривать её.
— Это пока, — сказал он, не узнавая своего голоса. — А что будет завтра? Если бы хоть одного из нас вирус не коснулся…
— Но, может, три процента наши? — Ольга заплакала.
А уже к вечеру они были чужими, и собственного ребёнка воспринимали, как источник грядущих бед. Он ждал, что жена сама примет решение. Но Ольга молчала и не проявляла к ребёнку никаких чувств. Прошла ещё неделя, и она решила отдать дочь в Дом малютки, но потом передумала и отнесла её в роддом, мол, здесь для девочки больше шансов оказаться удочерённой. Без слов положила её на стол в приёмной, оставив на одеяльце расписку в том, что отказывается от дитя.
— Ничего, — утешал он жену, когда вернувшись домой, она угрюмо села, положив локти на стол, и крепко сцепила на затылке пальцы. — Лучше совсем не иметь ребёнка, чем всю жизнь смотреть на его мучения. Все это трудно было переварить, поэтому они неосознанно отторгли от себя переживания, по молодости не подозревая, что даром не проходит ничто. Позже, когда Ольга заявила о своём уходе к человеку, не болевшему вирусом, объяснив, это желанием родить здорового ребёнка, он вдруг ужаснулся тому, что они натворили. В те дни часто вспоминал Ирму. Нет, он не мечтал о встрече, а думал о том, что зря морочил голову и себе, и ей, слишком много рассуждая на темы нравственности.
Это было время мучительных размышлений о себе. Что за чудовище поселилось в нем? Отчего не хватало душевных сил достойно перенести горе? И что, если ребёнок все же окажется здоровым?
Когда он встретил Зою, бывшую коллегу Ирмы по машбюро, и узнал, что ей удалось избежать «БД», не раздумывая, женился на ней. Детей они решили заиметь лишь через четыре года, хотя фактор риска даже при этом исчезал не полностью. Теперь он был готов на любые испытания. Но вот родилась двойня, и он схватился за голову от радости и страха: в случае чего, его ожидало двойное горе. К счастью, дети росли здоровыми, и все родительские страхи кончились, как только малыши встали на ноги. Он же с тех пор приговорил себя к ежедневному упорному труду, результаты которого хоть как-то облегчат участь больных, в числе которых, возможно, и брошенная дочь…
— Ау, ты дома? — послышался из коридора голос Зои. Сняв босоножки, она прошлёпала к нему в кабинет и устало опустилась на диван, вытянув смуглые ноги в пятнах от морской соли.
— Настоящий ад. — Зоя сбросила с головы панаму, которая превращала её в девочку. — Почему ты ничего не спрашиваешь о ребятах? — Раскрасневшаяся от жары, она смотрела с выжидательным вопросом.
— А что с ними может случиться? — раздражённо спросил он, запихивая тетрадь в бумаги на столе.
— Как что? — Её веснушчатое, округлившееся после родов лицо возмущённо дёрнулось. — Они могут расквасить носы, сломать руки ноги, в конце-концов утонуть.
— В чем же он выразился?
— Они пролежали на пляже, не двигаясь, четыре часа и обгорели, как черти.
— Сумасшедшие! Такое солнце!
— Вот именно, — тряхнула она жиденькими белыми кудряшками.
«Как её называла Ирма? — стал припоминать он. — Кажется, Линейкой. Сейчас дала бы другое прозвище».
— Знаешь, кто приехал в город? — спросил он.
— Говорят, группа медиков из Латинской Америки. На въезде висит плакат с приветствием на испанском языке.
— В Интернополе Ирма. С больной дочерью.
— Какая Ирма? — Зоя потёрла лоб. — Ах, Ирма! — Она вскочила с дивана. — А что с её дочкой? Ирма приехала с мужем? Где остановилась? — посыпались вопросы, и, не дождавшись ответа, она забегала, закружилась по комнате. — Непременно надо пригласить их в гости. Знаешь, вот сейчас, сей миг, я полюбила Ирму за то, что ты когда-то встречался с ней. Она же терпеть меня не могла и за глаза обзывала…
— Линейкой.
— Что? Ах да, — её круглое лицо сморщилось, но, спохватившись, обрело спокойствие.
«Я ничего не скажу ей, — решил Буков. — Она болтлива, сентиментальна, и эта история через день станет известна всему городу. Правда, она может сделать и так, что я буду выглядеть героем, но все же ни к чему эти слухи.
А Зоя уже суетилась на кухне, откуда слышалась её взбалмошная скороговорка:
— Батюшки, в холодильнике-то пустота! Гости нагрянут, а подать нечего. Все сама да сама… Надоело.
Голос её вдруг оборвался, она вошла в комнату, молча уткнулась Букову в плечо.
— Мне почему-то тревожно, — сказала она шёпотом. — Ты не думай, я тебя нисколечки не ревную к Ирме.
— У неё дочь парализована. Привезла на лечение.
— Как? Совсем лежит? Последствия «БД»? — Зоины глаза расширились, в них мелькнул страх.
— Да.
— Боже мой. — Она облизнула пересохшие губы. — Только подумать: ведь такое могло быть и у нас, и даже удвоенное… — Она опять прижалась к нему, и он ощутил, как она судорожно вздрогнула. — Боже мой, — повторила она. — Ты знаешь, мне поначалу казалось, что я не выдержу всего этого. Когда мы переехали в Интернополь, каждый день был наполнен переживаниями. Ну ладно, взрослые, но когда видишь детей, которые не могут ни бегать, ни прыгать, ни ходить… К этому невозможно привыкнуть. Иногда хочется бежать отсюда. Думаешь, зачем я запретила Юрке и Лене приходить ко мне на работу? Не для того, чтобы они не встречались с этой болью, — её можно увидеть и на улице. Невыносимо ловить взгляды родителей, приехавших на свидание к санаторцам. Как они смотрят на наших ребят! Я чувствую себя без вины виноватой. И вот теперь у Ирмы… Она знает, что твоя жена — я?
— Кажется, ещё нет.
Он погладил её по голове, с досадой поймав себя на фальши этого жеста, — сочувствие Зои ничего не вызвало в нем. Что её слезы в сравнении со слезами Ирмы?
Отстранив жену, он сослался на занятость и заперся в кабинете.
— Теперь ты посвящена в мой самый тяжкий грех, — Радов положил на столик дужку психоконтактора и пригладил волосы. — В моем прошлом подобную исповедь можно было доверить лишь самому близкому человеку.
Лия смотрела на него со строгим вниманием, без осуждения и жалости.