Феномен игры
Шрифт:
Мы знаем также о непобедимых воинах, чья психотехника заключалась только в одном – набросить на себя образ некоего воина-исполина, что уже на равных с самой смертью, и здесь в помощь ему и грим, и угрожающие маски, амулеты и геральдика, чья миссия – соединить физическую натренированность с внутренней убежденностью, что он уже нечто большее чем смертный человечек из плоти и крови. И видя жалкую кучку аборигенов, что защищая свою землю, дом, женщин и детей, выходят на бой с громадной армией, аляповато разрисованных, но, благодаря игре воображения и наивных ритуальных изысков, уже готовых отправиться за пределы самой жизни, полководец этой армии уже разворачивает свои отряды, понимая, что бой будет слишком энергозатратным. И решение это более чем понятно, верно? В этих натертых пеплом и наивно размалеванных людях уже нет ничего человеческого, они уже – адская черная дыра, что затянет в свою бездну большую часть не так решительно настроенных солдат.
Вот что такое Феномен игры. Вот какой мощью он обладает. Это феномен тотальной решимости,
Годы, проведенные в Народном театре под руководством Юрия Михалева, можно охарактеризовать одной главной фразой: «Никогда не будь удобным для других. По поводу всего имей своё мнение». Человек этот, понимая, вероятно, что-то большее обо мне, чем понимал тогда я сам, будет настойчиво помогать мне поступать в театральный институт и будет даже ездить со мной в Санкт-Петербург (тогда еще Ленинград) на перекладных, чтобы поддержать и направить.
Помню его сквозь усы лукавую улыбку, когда сумбурно, впервые для себя и к большому удивлению для него, я артикулировал термин «Самоорганизующиеся структуры». Я уже не помню, откуда пришло ко мне это словосочетание, и что в 17 лет я под ним подразумевал, но я точно помню, что эта формула очень сильно воодушевляла меня. Что-то я представлял себе посредством неё. Что-то под маской этого термина видел – самоорганизующиеся командные модели, самоорганизующаяся Вселенная… Конечно, мне не хватало информации. Обзор будущего был ещё затянут дымовой завесой. Напряженный период затачивания карандаша ещё только грозил своей пугающей гримасой сквозь сосущее под ложечкой предвосхищение, интригуя и холодя пальцы и кончик носа. И сейчас, конечно же, я не могу трактовать это иначе, кроме как некое воспоминание. Но воспоминание чего и откуда? Почему всю мою жизнь я был уверен, что игра невозможна в одиночку. И всегда, сколько себя помню, был озадачен созданием команд и обязательно – самоорганизующихся, самосознающих себя, вибрирующих сознательностью, творчеством, ответственностью и взаимоподхватом.
Поступая в ЛГИТМиК (Ленинградский Государственный Институт Театра, Музыки и Кинематографии), все этапы, касающиеся творчества, я пройду без особых сложностей. И даже приехав на второй тур, к удивлению своему узнаю, что в списках меня нет. Окажется, что я транзитом направлен на третий. А вот сочинение напишу на круглый кол. Оно будет хорошим, по любимой сказке детства «Волшебник Изумрудного города» Волкова, будет повествовать о всесилии командной сплоченности, но будет тотально безграмотным. И формально я не пройду. Но я так и не узнаю этого. Только спустя много лет, уже после смерти Мастера, его сын Данила Корогодский расскажет мне, что Зиновий Яковлевич собственной персоной ходил в ректорат, стучал кулаком и кричал: «Этот парень мне нужен!» И самая главная его фраза, что раскаленным клеймом опечатает мой мозг на всю оставшуюся жизнь: «Вы не понимаете, если он не будет артистом, он будет преступником». И до сих пор, читая и перечитывая «Алису в Зазеркалье» уже своему сыну, Вильяму, и доходя до места, где Тралляль говорит Алисе, зачарованно смотрящей на спящего короля: «И где ты будешь, если он перестанет снить тебя в своем сне?» – я вспоминаю этот поступок своего великого учителя. Единицу за сочинение мне исправят на троечку.
Я много лет размышлял над этой фразой своего Мастера: «Если не будет артистом, будет преступником». И сегодня убежденность, что всё ткётся из одной и той же энергии, является основой системы Пути игры. И всё в итоге сводится к тому, в какой фантик мы облекаем свою творческую мощь. И если бы волею обстоятельств я оказался на территории криминала, я знаю, что был бы гениальным и более чем изобретательным преступником. То есть, я с огромным уважением отношусь к работе творческого принципа, в каком бы контексте он ни проявился, и действительно преклоняюсь перед Мастерами своего жанра, на какой бы плоскости социального мира они ни разворачивали свой талант. У меня даже есть целая классификация. И я абсолютно искренне отдаю первое место в мире артистической квалификации именно криминальному миру. Просто потому, что игры, из которых ткется эта территория, сопряжены с вопросом жизни и смерти. И недостаток таланта здесь смерти подобен. Ко второй категории я отношу территорию политики – территорию, где фактуру игр формируют большие (очень большие) деньги. К третьей – мир секса, мир интимных услуг и всевозможных развлечений на территории удовлетворения эмоциональных потребностей. И только к четвертой я отношу артистов, мир творчества, театр, кино и пр. пр. пр.
Время обучения в мастерской Корогодского, как и массу других интересных нюансов, промотаем, так как обо всём этом есть смысл написать отдельную книгу. Но суть можно свести к одному – с помощью очень тонких педагогических манипуляций (помимо вставленных в нужное место рук, ног, полушарий мозга и желудочков сердца) Мастер этот загрузил в мою нервную систему основные профессиональные коды, которые я буду распаковывать на протяжении многих-многих лет. И до сих пор, обнаруживая те или иные навыки уже в своих учениках, я ясно осознаю, что их корни уходят именно во времена «14 полукруга» студии Корогодского. И прежде всего это, конечно же, коды действенной природы человеко-артиста. На базарную площадь мира есть смысл выкатываться с активной, действенной (и в какой-то степени даже яростной) позицией. И даже (спустя много лет) войдя в контекст откровений, наглядно доказывающих мне пустотную природу Реальности, её иллюзорность и тотальную (как кажется) бессмысленность любой игры, я не смогу поступиться действенной мудростью, подаренной мне моим главным учителем, органично (как мне думается сегодня) соединяя форму и пустоту (уже в буддийском их понимании) в единый сплав Феномена игры. Одним словом – нет ничего более совершенного, чем материя. Она священна. Наше тело, мозг, эмоции – священны. Материальный мир, окружающий нас – вершина гигантского эволюционного эксперимента. Он – священен. И это как раз тот опыт, каким коронован «Путь игры». Всё на этом Пути делается только ради того, чтобы Роль сверкала в ослепительном величии своего безграничного невежества, своего блистательного и в высшей степени совершенного заблуждения.
На третьем курсе мы начинаем работу над дипломным спектаклем по пьесе Хамзы Хаким Заде Ниязи «Всемогущие». У меня главная роль, Кадыркул – начальник местной жандармерии, человек-варан. По задумке Зиновия Яковлевича, персонажи истории в пиковые моменты должны превращаться в животных, каждый в того, какие черты его больше всего характеризуют, обнаруживая т. н. «зерно роли». Сюжет прост – мой персонаж идёт к власти по головам, настойчиво, не гнушаясь ничем. Спектакль ставится в учебном театре на Моховой, и кресла зрительного зала, с высокими спинками, по замыслу художника Данилы Корогодского замыкают свой круг на сцене. То есть зрительный зал и сцена – одно. Под колосниками расположен золотой ярус элиты, туда и стремится Кадыркул.
Роль не получается. Не рождается. Чувствую насилие над собой. Спотыкаюсь о себя. И вдруг Станислав Митин, наш второй педагог, режиссер этого спектакля, произносит удивительную фразу: «Представь, что играешь не ты, а Чаплин. Не ты, а великий Чаплин». И в этот момент я что-то вспомнил (спасибо учитель). Что-то самое главное.
С этого момента я стал играть великого Чаплина, который играет начальника местной жандармерии. И всё в одно мгновение преобразилось. Я исчез, и появился Кадыркул в исполнении великого Чарли. Смешной и страшный одновременно. Юмор, смысл, энергия создали потоковые состояния, и персонаж полетел. Позже эти состояния я буду находить во многих своих работах, формулируя этот эффект как: «Персонаж нашел себя. Я больше ему не нужен». Но ключ прост – это не ты играешь, но Творческий принцип Вселенной, в какой бы форме он для тебя ни проявился – Чаплин, Барро, Чешляк, Арто, Протей, Шива, Фавн…
По окончании студии Корогодского, на экспериментальной сцене «Пятого этажа» в Ленинградском ТЮЗе, с режиссером Иваном Стависким мы начинаем работу по пьесе Мишеля де Гельдерода «Эскориал». И вот он – мой первый прыжок в т. н. «ужас перевоплощения», бурлящие воды которого просто сворачивают мне шею. Моего персонажа зовут Фолиаль. Это шут до мозга костей, очень крутой мастер своего дела. По сюжету влюблен в королеву, которую отравил сгорающий в огне ревности король. Шут очень подавлен. Оплакивая возлюбленную, он выбит из потока своего мастерства. И вот король уже сажает шута на трон и требует от него игры, манифестируя т. н. «принцип жестокости» театрального искусства. В общем, в моей семейной жизни начинаются проблемы, я веду себя крайне бесконтрольно, крою матом свою милую супругу, благо что не бью, в стены летят тарелки с супом, и я сам не могу понять, что (или кто), в моменты внезапно выстреливающего из меня гнева и других (не менее огненных) эмоций, мной играет. Чуть позже я запишу в своем дневнике, который веду на протяжении многих лет: «Есть очень тонкая взаимосвязь между артистом и играемой им ролью. Иногда жажда предельности размывает границы. И персонаж пьесы внезапно обнаруживает себя за рамками сцены – на территории жизни». Но подробнее об этом в свое время.
Не без кокетства вспоминая этот период и не желая также показаться чрезмерно романтичным в этой своей невротичности, я сознательно не буду углубляться в более подробное описание всего того ужаса (что в полной мере вынесла моя первая жена, Юлия), но чтобы понять всю глубину растерянности и напуганности, достаточно будет сказать, что в финале эпопеи под названием «Эскориал», мой первый брак будет разрушен, я же уйду из профессии на 10 лет.
Сижу дома, занимаюсь рекламой для всех радиостанций Питера вместе взятых. На дворе начало 90-х. Во всю мощь малинового беспредела бушуют последствия перестройки. Театр (как явление) в узком отверстии, что находится в нижней части позвоночника со спины, и выбираться оттуда не собирается. По большей части я живу тем, что перегоняю машины из Германии. Выезжаю на заработки в Норвегию и Швецию, где мою большие грязные ангары, крою рубероидом крыши, заливаю бетоном полы, в общем, выполняю неквалифицированную и самую грязную работу. За это хорошо (в смысле сносно) платят. И за пару месяцев работы там можно хорошо жить год, а то и полтора, здесь. Время от времени сижу перед чистым листом бумаги, тщетно пытаясь справиться с душераздирающей игрой подсознания, что прорывается неконтролируемыми всполохами во сне и мощными пугающими выводами в бодрствующем состоянии. Большую часть времени провожу в одиночестве, не справляю дни рождения, не праздную встречи нового года. Всё кажется бессмысленным и не достойным внимания.