Феномен советской украинизации 1920-1930 годы
Шрифт:
Выросло и молодое поколение украинской творческой интеллигенции (Н. Хвылевой, А.С. Курбас, М.Л. Бойчук, Г.И. Нарбут), которое пользовалось покровительством наиболее активной в плане проведения украинизации части коммунистов. Правда, большинство из этих коммунистов были выходцами из небольшевистских партий (А.Я. Шуйский, Г.Ф. Гринько, В. Блакитный и др.); до поры до времени на их «неблагонадежное происхождение» в Москве смотрели сквозь пальцы.
Направленная на усиление национального аспекта партийного и государственного строительства, украинизация способствовала также выдвижению местных национальных кадров для руководящей работы и переходу на украинский язык в работе аппарата. Поэтому украинизация имела особое значение в контексте бюрократизации советского общества и образования
Кандидатуры на руководящие посты в партийном и советском аппарате предварительно рассматривались и обсуждались партийными комитетами. Партийный контроль за назначением на должности был упорядочен и стандартизирован решением Политбюро в ноябре 1923 г.{315}
Список номенклатурных должностей постоянно расширялся и касался уже не только высшего, но и среднего звена управления. Поскольку кадры для номенклатуры пополнялись за счет «выдвиженцев», коренизация, проходившая в советских республиках, создавала благоприятные условия для формирования национальной партийно-советской бюрократии.
Первоначально основу партийно-государственных служащих составляли неукраинцы – преимущественно русские и евреи. Однако постепенно ситуация стала меняться. Если накануне официального принятия курса на коренизацию доля украинцев среди служащих составляла лишь 35%, а государственный аппарат функционировал исключительно по-русски, то в 1925 г. украинцами были уже 50% государственных служащих, в 1926 г. – 54%95. Правда, оставалось немало чиновников, всячески сопротивлявшихся украинизации.
В партийной системе ситуация складывалась лучше, нежели в государственной. Если в 1920 г. доля украинцев среди коммунистов была невелика и достигала всего 20,1%, то в 1927 г. это уже 52%, в 1933 г. – 60%, а в 1940 г. украинцы составляли 63% членов КП(б)У%. При этом в 1925 г. численность украинцев в Центральном комитете украинской компартии достигла всего 25%{316}.
Таким образом, в ходе украинизации была заложена основа для формирования этнической республиканской элиты, включавшая, помимо партийных функционеров и управленцев, представителей научной и творческой интеллигенции. Как справедливо замечают украинские специалисты, в результате украинизации изменилась мотивация использования украинского языка: если раньше она носила в основном культурный характер, то теперь появился и политический аспект{317}. Действительно, национальная принадлежность стала одним из условий успешной карьеры. Чтобы занять определенную должность или положение, следовало знать украинский язык, а еще лучше – быть украинцем по происхождению. Все это приводило к тому, что формирующаяся бюрократия, фактически монополизировавшая право на формирование низшего и среднего звена республиканского аппарата управления, приобрела национальный характер. Интересы именно этой национал-бюрократии и выражал в конце 1920-х гг. молодой экономист М.С. Волобуев, отстаивавший приоритет украинских государственных и хозяйственных органов в управлении республикой.
Изменение отношения к украинскому языку и украинцам вообще, существенная материальная поддержка украинской культуры поднимали престиж украинской интеллигенции. Украинские писатели, художники, артисты активно участвовали в общественной жизни и составляли едва ли не самую активную в национальном плане часть общества. Н. Хвылевой верно отразил господствовавшие в этой части общества настроения, их «самостийную» ориентацию, усиливавшуюся из-за присутствия на Большой Украине большого количества галицийской интеллигенции.
Формирующаяся элита (и партийно-государственная, и интеллектуальная) осознавала свою особую идентичность и рассматривала Украину как самостоятельную национальную республику, правда, входившую в состав СССР. Она была заинтересована в сохранении и упрочении своего положения, а следовательно, всячески поддерживала равноправие отдельных республик в Советском Союзе и пыталась поставить вопрос о компетентности союзных органов в республиканских делах.
Особенно отчетливо это проявилось в период создания СССР: независимый характер украинцев доставил в 1922-1923 гг. немало неприятных минут союзному руководству. Именно желание подчеркнуть равноправие в созданном Союзе ССР, а также расширить свои владения (видимо, идея соборности украинских земель также оказывала свое влияние на партийно-государственное руководство УССР) и лежало в основе территориальных претензий Украины к РСФСР.
Привилегированное положение украинской элиты в период проведения коренизации вызывало раздражение другой части общества: большевиков, веривших в мировую революцию и лозунги интернационализма, с одной стороны, и носителей русской культуры (русских и евреев, интеллигенции и рабочих) – с другой.
Высшее украинское руководство именовало настроения этой части общества «великорусским шовинизмом» и отмечало его распространенность как среди пролетариата, так и среди партийцев русского происхождения{318} При этом «социальные корни русского шовинизма», как отмечалось на одном из украинских партийных форумов 1926 г., «залегают в толще русского городского мещанства… и в интеллигентско-спецовской прослойке»{319}. Отношения между частью общества, ориентированной на украинскую культуру, и приверженцами «великорусского шовинизма» складывались весьма напряженно, поскольку речь шла не только об отвлеченных материях и идеях вообще, но и о чисто практических вопросах (прием в вузы, рабочие места и т. д.).
Украинизация глазами общества. «За» и «против»
Глядя из Львова и Харькова
ПРОВОДИМЫЙ БОЛЬШЕВИКАМИ КУРС коренизации привлекал пристальное внимание украинцев, живших вне УССР. В целом до конца 1920-х гг. украинизацию позитивно оценивали и в западноукраинском обществе, и в украинской эмиграции. Она воспринималась как частичное осуществление национальных устремлений. Как отмечало львовское «Діло», «при всей ограниченности теперешних украинизационных попыток, они имеют определенно позитивное значение». Украинизация, говорилось далее, свидетельствует о силе украинского национального движения: «…осуществление наших национальных идеалов реализуется хотя и медленным, но уверенным шагом»{320}.
О несомненном пропагандистском успехе украинизации свидетельствует и увеличение желающих выехать в УССР. При общем положительном настрое широких слоев западноукраинского населения различные политические силы восприняли украинизацию по-разному. Позитивно оценила переход к украинизации Коммунистическая партия Западной Украины (КПЗУ), что было вполне естественно ввиду ее теснейшей идейной и материальной зависимости от ВКП(б). Украинская социал-демократическая партия на страницах своего еженедельника «Вперед» также отзывалась об украинизации одобрительно, тогда как Украинская социалистическая радикальная партия расценила политику большевиков как тактический шаг, рассчитанный на закрепление власти над стремившейся к независимости Украиной. Украинское национально-демократическое объединение в своей оценке украинизации отмечало ее позитивное значение в деле продвижения украинской советской государственности к полной независимости. Однако позднее УНДО называло украинизацию формальной и пропагандистской и призывало использовать ее в чисто тактических целях для укрепления украинского национального сознания.
Решительно негативно оценивали украинизацию консервативные круги. Например, идеолог украинского монархизма В. Липинский видел суть украинизации в стремлении большевиков навязать под прикрытием украинского языка свои «московско-интернациональные политические устремления». Непримиримые позиции в отношении Советской Украины и ее национальной политики занимали и украинские националистические организации, видевшие в украинизации средство деморализации нации{321}