Феномен
Шрифт:
Покинув склад, пробежался до того хранилища, что под землей. Снял часового, и вскрыв дверь спустился. Это ледник оказался, тут колбасы разные, ветчина, сосиски. Прибрал две тонны, одних сосисок тонна, окорока, колбасы, сливочного масла три крупных куска, бидон свежей сметаны. В общем всё, хранилище полное. Не выдержала душа поэта, поднявшись наверх, достал французский грузовик, полноприводный, и снова спустился, прибрав оставшееся на леднике. Стоит отметить, что тут две коробки с лекарствами нашёл, «Пенициллин», видимо ему холод нужен. Забрал. Полтонны свободно в хранилище. Покинув ледник, рванул к складу с минами. У егерей я шашек тротиловых взял, с бикфордовыми шнурами. Снарядил несколько мин, поставил шашки, и поджёг, рванув прочь. Добежал до ворот, там как раз смена часовых была, и когда произошёл взрыв, нас чуть не сдуло, я под стеной прятался, множественные пожары, помогая одному контуженному, и покинул территории. Нож в бок тому и бежать прочь, пока по городу тревога звучала. Вот такие дела. А сейчас миномёт использовать надо, от мин освободить хранилище, и какой легковой автомобиль у немцев увезти, взамен грузовика, павшего смертью героя на территории складов. Надо бы подосвободить, часть уйдёт на хутор, мины использую по складам и аэродрому, будет ещё место для личных запасов. Ну там тёплая одежда, всё для зимы. Много что нужно. Из-за пожаров на складах, а от разлетающихся мин там и другие разгорались, было светло как днём. Ну почти как днём. Я смог уйти в город, и по огородам, по окраине, перебрался на другую сторону Новгорода, где и был немецкий аэродром. У наших там до войны гражданская авиация обитала, а у немцев сейчас транспортная.
Поднявшись на плоскую крышу немецкого госпиталя, я сначала изучил позицию, подготовился, потом в бинокль стал рассматривать аэродром, потом повернувшись к нему спиной, и железнодорожную станцию. Нормально, станцию освещали пожары на складах. Теперь достал миномёт, и стал готовить мины. Мины те что в ящиках, в основном от смазки консервационной оттирал, потом уже снаряжал запалами. Сто мин подготовил, сорок в ящиках и остальные со склада. На мой взгляд хватит. Ну и открыл огонь, а то рассветёт скоро, сначала по станции, поначалу корректировал, а потом пихал мину за миной, пять мин пущу, поверну штурвальчик и ещё пять мин, поверну, и ещё три. Так что накрыл всю область станции. Там стояли пожары, взрывы. Судя по тому как ярко полыхал эшелон, он был топливным. После этого развернув трубу, открыл огонь по аэродрому, по быстровозводимым ангарам, по стоянке самолётов. Тут три мины и корректировка, и снова пуск. Как крыша выдержал, не знаю. Тряслась, уже качалась, трещины появились, но не обвалилась. Я услышал, как сработала растяжка у выхода на крышу, значит немцы же тут, выпустив три последние мины, вся сотня ушла, я убрал миномёт, кинув в квадратный проём люка две ручные гранаты, и подбежав к краю крыши, накинув блок на кабель, что на здание рядом тянулся, ниже по высоте, и на скорости заскользил вниз. Раздались крики, выстрелы, но я уже был на крыше соседнего здания. С него спрыгнул на крышу крыльца, на землю, и достав «Т-40», забравшись под броню, сразу срезал почти взвод немцев, что толпой выбежали из-за угла. Из «ДШК» бил, из «ДТ» подчищал. Всего около пяти за угол обратно смогли уйти. Запустив движок, я рванул прочь, под постоянный звон брони, по мне вели огонь из стрелкового оружия. Затерялся в улочках. Убрав танк, присоединился к группе поиска, влившись в толпу солдат, а что, я ничем от солдат Вермахта не отличался. Сначала мне испанцы встретились, тут оказывается испанская «Голубая дивизия» стояла, но потом вот эта рота. Легковые автомобили мне уже попадались, но всё не то, а тут я обнаружил новенький «Кюбельваген». Вообще так назывались все армейские машины открытого типа, но это был именно «Фольксваген», то что нужно. Заднеприводный, как испанцы, но новая машина. Прихватил. Место для неё вполне было. Я больше скажу, ещё на одну машину место имелось. Так что найдя ещё одну такую же модель, тоже заднеприводная и новая, но у этой брезентовая крыша поднята, и её прихватил. Всего три килограмма свободного места. А теперь тикать. Когда светать начало, я голышом, подрабатывая руками, плыл по Волхову вверх по течению, к озеру Ильмень. А когда берега опустели, скрылся в лесу, нужно найти норку и выспаться. Вторые сутки на ногах. И сделать запас готовой пищи наконец, последнее подъел.
***
Когда Фомина сообщила, что появились гости, я после баньки в одном исподнем сидел за столом, под навесом, и чистил немецкую штурмовую винтовку. Девчата уже отстирали всю немецкую форму, зашили пробоины, и даже погладили, я вернул всё в хранилище. Вот и с оружием заканчивал, остальные трофеи тоже перебрал. Что не нужно хуторянам отдал, те пристроят к делу. Детвора с мячиком носилась, подарил. А так трое суток как я из Новгорода вернулся, запасы, небольшие, на месяц, хозяевам хутора передал, порадовав тех, особенно чаю, врачу медикаментов, та в нирване была, особенно двум упаковкам «Пенициллина» и шприцам, и вот пока обживался тут, готовился к следующему рейду. Есть одна идея, жаль только немцы лагеря военнопленных на наших бывших территориях не держат, сразу в Польшу везут или к себе. А тут гости, да ещё в камуфляжных костюмах, как у меня. И это не Баталов, его группа тут, на хуторе отдыхала. Вчера пришли. Часть как раз в баньке сейчас. Прибрав оружие, вообще всё со стола, что-то мне эти гости не нравятся, чуечка возопила, вообще все вещи прибрал, благо свидетелей нет, гостей убежали встречать. Гости знакомые, из нашего разведотдела, армии Петровского. Приказ доставили, немедленно прибыть в штаб армии. Двое меня постоянно сопровождали, была большая поляна, там сел самолёт следующей ночью, и нас с ранеными отправили на Большую Землю. Под Калинин, его ещё не взяли, в штаб фронта, минуя штаб нашей армии. И сразу в Особый отдел. Колоть на то что врагам продался. Даже не понятно откуда такой поклёп. Не объясняют же ничего. Всё выяснилось, когда на третий день, хорошо меня обработали, живого места не было, нов сознании, направили в штаб Юго-Западного фронта. Аукнулись мои приключения под Винницей. Там ситуация не стабилизировалась, я бы сказал до сих пор кошмарная, не многие из кольца прорвались, но пленные есть. Один офицер, капитан Абвера, подтвердил, что я его завербованный агент. Более того, это благодаря мне киевская армейская группировка и потерпела поражение, и сейчас переваривается в огромном котле. О как? Интересно судьба повернулась. Я ни в чём не признавался, и громко возмущался, своему командиру те не верят, а врагу вполне.
К счастью, всё же вменяемые командиры были, не совпадали показания немца с теми данными, что были на руках. Уже его начали колоть, серьёзно, но тот стоял на своём. И выверт судьбы меня поразил, немца шлёпнули, меня поначалу тоже хотели, два фиктивных расстрела не в счёт, если бы приговорили, я бы сбежал, а так суд, и двадцать лет лагерей. Как немецкому агенту. И вскоре по этапу был отправлен под Нижний Новгород, сейчас он Горький. Кстати, суд был, снова лишение звания, и всех наград, даже из армии выгнали с позором. Ну награды хорошо спрятаны, а насчёт звания мне начхать, я из армии давно бы свалил, если бы не война, не нравится мне служить, немцев бить нравится, а служить нет, так что как не смотри, но со всех сторон плюсы. Вот только в лагерь меня странный доставили, шарашка оказалась на территории горьковского завода. Тут «Су-76» собирали, вот меня и включили в бригаду осужденных, что собирали и устанавливали в бронекорпус движки. Подбирались сюда осужденные технически грамотные. Большая часть, как и я, командиры, но были инженеры, техники и другие спецы. И знаете, что самое смешное, через месяц, вначале августа, меня освободили, выдав бумагу об этом. Блин, ну как так-то? Я уже за пахана был, смотрителем барака.
М-да, не хорошо как-то. Начальник нашей закрытой зоны, тут всего сто шесть заключённых было, скомандовал конвоиру:
– Прикладом ему по пальцам.
Бойцы, что старались меня оторвать от ворот, уходить я категорически не хотел, тут же расступились и один курносый из охраны, замахнулся винтовкой. Пришлось отпустить и сделать два шага назад. Ворота тут же захлопнулись, сверху мне скинули старый вещмешок с моими вещами, что остался на территории, сюда же спланировали две бумаги. А день сегодня так хорошо начинался, только наступило новое утро четвёртого августа, я сидел в бараке с приближёнными, пил чай, с бутербродами, как тут это. Охрана на скудном питании, другие рабочие завода тоже, а мы с колбасой и маслом наворачиваем. Это мои люди, а я не жмот. Тут сразу видно кто есть кто, если нормальный мужик, то я не отталкивал, если мерзота какая, и таких хватало, даже не приближались. Знали, изувечу. Они и стучали на меня что хорошо живём, обыски были частыми. А хорошо было, я с егерей взял походную жаровню, там сухое топливо, можно воду кипятить, супчик сварить, а мы чаи гоняли. Утварь тоже была, чайник и котелок. Ничего в бараке я не держал, доставал из хранилища и после использования убирал. Откуда всё бралось никто не знал, думали у меня свой человек в охране. Снабжает. Это основная версия. План мы даже перевыполняем, нам его подняли, а тут меня выпихнули. Утром под конвоем к начальнику охраны, тот сообщил, что был пересмотр суда, в общем меня оправдали, свободен. Пшёл вон.
– Чтобы вас испанцы залюбили!
– крикнул я охране.
Это было тяжёлое оскорбление и те это знали, защёлкали затворами. Зло сплюнув, я подобрал вещмешок, закинув за спину, поднял обе бумаги, одна об освобождении, даже фотографии нет, другая приказ из кадрового отдела Красной Армии явится не позже восьмого августа. Её изучив, смял и выкинул, я гражданский, о да, приказывать те мне не могут, и убирая вторую в карман, об освобождении, направился прочь.
– Бард, почему вторую бумагу выбросил?
– спросил капитан НКВД, начальник охраны нашей шарашки.
– Там приказ явится в кадровый отдел армии. Приказать мне они не могут, я гражданский, выгнали из армии с позором судом. Так что, пшли они.
– Ты что, не патриот?
– Б*я, я весь такой патриотичный в вашей шарашке работал. Из всех щелей прёт. Всё, я гражданский и точка!
Развернувшись, я пошёл прочь энергичным шагом. Эта страница жизни перевёрнута. Ладно, афера с дынями не вышла, я связался со смотрящими других ближайших зон, договорился, и те через своих людей на воле нам из Узбекистана три вагона с дынями направляют, первый урожай, один вагон нашей шарашке. Теперь-то уж что. Я хотел на станцию выйти, но потом на рынок свернул. Денег советских немного, мизер, но есть что продать. Хочу яиц свежих куриных купить, хлеба, наверняка кто печёт, пирогов. Потом думать буду. В Москву не поеду. То, что я сижу, девчата знали, письмо отправил, да и получить два успел. У них там норма. Лере рожать или в конце этого месяца, или в начале сентября. Время пока есть. Дом та себе нашла и купила, уже месяц как обживается. А не отправится ли мне на Чёрное море? Тут не только купание, да отогреюсь после сибирских морозов на зоне. Это конечно ирония, но там можно закупить фруктов, персиков, дынь. В принципе за ними и еду. Нормальный план. А тут заметил у военкомата небольшую группу призывников, и услышал от некоторых как те описывали историю создания испанской дивизии добровольцев, что воюет под Ленинградом. Честно признаюсь, это я информационную утку пустил, но та быстро разошлась по заводу, городу и начала расходится по стране. На фронтах наверняка тоже теперь знают, но может и нет, времени мало прошло, чтобы так широко та разошлась. Да и с этими призывниками дойдёт. А тут всё просто, я описал что означает у европейцев словосочинение «голубой», кого они этим метят. Объяснив, что в «Голубую дивизию» испанцы набирали только добровольцев с нетрадиционной ориентацией. В общем, в плен им лучше не попадаться, девушек те сразу убивают, а парней... Лучше гранатой подорвать себя и их. Многие так и делали, когда воевали с этими испанцами. А местные они же как дети, такие описания для них культурный шок, но всё же осознали, вот и расходится. Так что ругань, вроде – чтобы тебя испанцы залюбили, имеют корни отсюда. Также испанская дивизии получила другое название, «Петушиная». Это видимо влияние сидельцев.
Утро, рынок уже работал. Тут вещевые ряды, и с деревенской продукцией свои. Я продал две камуфлированные куртки. Они мне не по размеру, да и пробоины зашиты, одни брюки, ремень и две пары отличных егерских ботинок. Тоже не мой размер. Ушли влёт. Так что пошёл по рядам, купил восемь краюх хлеба у разных торговцев, сала солёного три кило, свежего, чеснока вязанку. Я в бараке жалел, что чеснока у немцев не нашёл. Чесночная колбаса, это не то. Потом яиц лукошко. Думаете ещё что-то? А всё, растратился, тут припасы дорогие. Пришлось ещё обуви продать и формы пятнистой, плюс три пары наручных часов, купил два пирога, сладкие, один с яблоками другой с грушей. Потом два с капустой, один с рыбной начинкой, ещё яиц куриных, копчёного сала три кило, лукошко свежих яиц, и снова всё. Подумав продал немецкий карабин с ремнём и патронами одному продавцу, и приобрёл на эти деньги нательное бельё и походный костюм, а то на мне старая гимнастёрка, и штаны гражданские не по размеру. Вон, патруль документы уже дважды проверял, подозрителен я. У меня же роба тюремная была с номером, собирали что было, чтобы выпустить. Всё на голое тело, на ногах драные галоши. Переоделся, на ноги сапоги, немецкие, не те в которых егеря ходили, портянки тоже из моих запасов, продал с себя всю одежду, вещмешок за спину, справку в нагрудный карман, и направился к окраине города. К чёрту станции, на своих двоих двину, что-то чуечка засвербела, неприятности видит. Жаль нет у меня нашей техники, так бы и покатил, а чтобы на немецкой передвигаться, нужно тёмное время суток. Также и с одеждой было, только немецкая форма. Судя по часам, а я надел наручные из своих трофеев, подвёл по сообщению диктора, слышал в громкоговоритель на столбе у рынка, сейчас десять сорок три. Приметив здание телеграфа, подумав, зашёл и занял очередь, пока та медленно двигалась, продумывал, что отправить Свете. Ларе та сама передаст, они дружат. Вот так моя очередь подошла, и телеграфистка прочитала:
«Привет из Крайнего Севера. Получил амнистию. Решил погреть кости на Юге, после холодного Севера. Постараюсь к родам Лары быть, как получится. Ростислав».
– Это всё?
– Да.
Та начала считать буквы, и сообщила сумму. К счастью, у меня хватило. Телеграмма была отправлена, адрес Светы я дал, так что покинув здание телеграфа, направился к выходу из города, тут повезло, дед с рынка катил, я у него сало покупал, вот и подвёз до поворота на свою деревню, с ним ехал и общался. За это время, с момента ареста, вообще дикость такая, я многое пропустил. Наших остановили в шестидесяти километрах от Великого Новгорода. В оборону встали, наступательный порыв иссяк. Да и коммуникации растянулись. А я ведь говорил, что наступать на Новгород глупость, надо на Псков, чтобы отрезать всю группировку от снабжения, а через Прибалтику возить, там транспортные магистрали слабые. Кто же меня послушает? Вон, Петровскому отдали приказ куда наступать, тот и взял под козырёк, тоже подневольный исполнитель. Киев Юго-Западный фронт потерял, сейчас в районе Орла и Брянска передовая проходит. Фронт по сути заново формируют. Кузнецова сняли, куда-то на север направили, начальником штаба армии. Это серьёзное понижение, с комфронта-то. Знаете, кто стал командующим нового Юго-Западного фронта? Генерал-полковник Петровский. Тот получил ещё одну звёздочку, когда Калинин блокировал. Там войска переварили, почти семьдесят тысяч, часть сдалась, город уже две недели как наш. Я считаю неправильно у наступающей армии снимать командарма, менять командира. Принял армию начальник штаба, а Петровского кинули формировать фронт второго состава. В принципе, он и остановил немцев на тех позициях, где они сейчас стоят. Немало усилий на это потребовалось, но сделали. Хотя сейчас мне до этого дела уже нет, я гражданский, просто старался быть в курсе дел. На момент моего суда Петровский уже комфронта был. Мог вмешаться, но не захотел. Знаете, я повоевал хорошо, немало немцев на моём счету, долг Родине отдал, никаких долгов на мне нет. Правда, бить немца всё равно всем сердцем желаю. В партизаны пойду, они же гражданские, что взяли оружие в руки, вот и я возьму.
Дед укатил, я же прошёл по дороге ещё с километр, это не основная трасса, просёлочная дорога, что дальше к селу шла, приметил овраг, и спустившись, стал доставать из хранилища вещи и разбивать лагерь. Шинель на землю, камуфлированную накидку на себя, разделся перед этим до трусов, и вскоре уже спал, в тени кустарника. Ночи дождаться надо, ночью двигаться буду. Думаю, на колёсах до Воронежа, а там поездом до Ростова на Дону и снова на машине. В районе Сочи буду отдыхать. Есть такое желание. А потом можно и повоевать, месяца два, до первых серьёзных холодов. Бензин можно не жалеть, всё равно у немцев ещё добуду. Ресурс машин потрачу, это есть. Хм, может и не стоит своё авто использовать? Да, лучше ночью и на поезде. Так я и сделал, когда темнеть начало, собрался и на «кюбельвагене» рванул в сторону железной дороги, там поворот, поезда снижают скорость и можно забраться на поезд. Пассажирский уже ушёл, был эшелон с лесом и углём, вот на него и забрался. Не один, таких человек двадцать зайцев было. Ничего, устроились на площадках, со мной две женщины, и так катили. Эшелон заходил в Москву уже где-то в три часа следующего дня, я раньше спрыгнул, когда пригород показался, тут притормаживал машинист, была возможность. Вот так придерживая вещмешок и двигался дальше, надвинув кепку на глаза, чтобы не опознали. Раньше мои фотографии в газетах довольно много тиражировали, мало ли у кого память хорошая и опознает. Насчёт Чёрного моря я не передумал, просто чуть отодвинул сроки. Понимаете, есть у меня кровники, есть. Хочу поквитаться с костоламами из Особого отдела штаба Калининского фронта, и Юго-Западного. У одних четверо со мной работали, в других трое. Я не то чтобы желаю их помучить, как-то не моё, просто дело принципа, поклялся убить их, когда мне три зуба выбили и неделю кровью ссал. Особо не поломали, инвалидом не сделали, я крутился под ударами сапог, но изукрасили синяками серьёзно. Причём лицо почти целое, только левая щека распухла, где зубы выбили. Так что тут я отомстить серьёзно собирался, сам себя уважать не буду, если не сделаю это. И ещё, они для меня не свои. Своих бы я не тронул.